— Да, маленькая, но настоящая. За что это ей, мисс?
— Уж не знаю, — медленно проговорила Элис под взволнованным взглядом Смейла. — Может, это вроде взятки? Но вы не волнуйтесь, мистер Смейл. Докопаемся.
— Я бы хотел, чтобы у вас это получилось. Потому что единственное, что мы с матерью знаем, — Тотти всегда побаивались из-за ее острого ума.
Через полчаса Элис сидела в запущенной неуютной гостиной на Ратлэнд-стрит. Найти священника оказалось потруднее, чем магазин мистера Смейла. Но она и в этом преуспела с помощью добродушного таксиста, который, вероятно, подумал, что девушка занимается приготовлениями к свадьбе.
Ожидая священника, Элис размышляла над тем, что услышала от отца Тотти. Очевидно, брошь — плата за молчание. Ясно. Но и других подкупили. Маргарет — деньгами. Дэлтон Торп, должно быть, счел необходимым платить за какую-то тайну, но почему Дандас подкупает свою дочь? Вдруг новая мысль пришла Элис в голову. Возможно, и шуба Камиллы — тоже взятка. Наверное, она тоже что-то знала. У нее было записано: «Дела становятся опасными…» Может, это связано с каким-то событием и не имеет лично к ней никакого отношения?
Если это так, подумала Элис, тогда, должно быть, шуба не смогла заставить Камиллу молчать. Любой знакомый с ней знал, что ее можно заставить замолчать только силой.
Почему же, вдруг подумала она, я не верю в письмо из Сиднея?
Мысли Элис прервал пожилой джентльмен со снежными длинными волосами, похожий на святого.
— Вы хотели меня видеть? — мягко спросил он, входя в гостиную.
Как и в случае с мистером Смейлом, Элис не видела причин запутывать следы.
— Мне нужна ваша помощь. Я не могу найти подругу. Насколько я знаю, недели три-четыре назад она была у вас, готовясь к свадьбе, а потом бесследно исчезла.
Священник сел.
— Ну, если это так, то чем я могу помочь?
— Может, она говорила вам о человеке, за которого собиралась выйти замуж? Если бы я узнала, кто он, это очень бы помогло.
— Вы, вероятно, подруга молодого человека, который был у меня три дня назад. Очень порывистый юноша. Темноволосый. Он был так настойчив, что я предположил, может, у него личный интерес к той молодой особе. Но теперь я вижу, что, возможно, и нет.
Элис не стала обращать внимания на его догадки. Старик был в том возрасте, когда питают слабость к молодым парам, собирающимся пожениться, и читал им длинные проповеди. Но строить предположения о планах Феликса и ее — пустая трата времени.
— Да, он мой друг. Он попросил меня зайти к вам и поговорить. Я очень беспокоюсь о Камилле. Видите ли, вряд ли разумно с ее стороны готовиться к свадьбе в Хокитике, если убегаешь с мужем в Австралию.
— О да. Она была разговорчива. Я пришел к печальному выводу, что она совершает ошибку, но таковы многие юные невесты. Самое большое значение она придавала внешней стороне венчания. Да, красивое, но суетное зрелище, дорогая. Это не главное в браке. Девушки полностью уходят в эти хлопоты, чтобы скрыть свою нервозность. Но ваша подруга — не такая. Она просто собиралась, как говорится, радоваться огням рампы.
Элис могла себе представить нетерпение Феликса, если старик в таком же духе говорил и с ними. Она улыбнулась, вспомнив его нахмуренные брови. Мысли о Феликсе снова вызвали в ее душе нежность и в то же время ужасную безутешную боль.
— Так она собиралась венчаться?
— О да, конечно. В моей церкви в первую неделю февраля. Она не назвала точную дату и не захотела церковного оглашения, что редко случается. Она собиралась зайти еще, но, боюсь, это уже никогда не случится. А теперь вы говорите, что она вообще исчезла. Ах, порывистое дитя! Я надеюсь, она будет счастлива.
Элис подалась вперед. Выудить что-то у этого старого священника — все равно что идти по песку.
— Ну, скажите, она хоть раз упомянула имя того, за кого собиралась замуж?
— Да, моя дорогая. Но память моя, уже не та. Она так много говорила. Но я помню, что она собиралась провести остаток жизни на леднике и что горы давят на нее и вызывают у нее мурашки, так она выразилась. — Старик ласково улыбнулся. — Я думаю, ей стоит посерьезнее обдумать свое замужество, если она намерена жить в окружении того, что вызывает у нее мурашки. Теперь я, кажется, припоминаю. Она назвала его. Имя начинается с буквы «Д».
Круг замкнулся. Он начался с буквы «Д» и к ней вернулся. Конечно, Камилла собиралась выйти замуж за Дэлтона, за Дандаса, а может, даже за Феликса, ее Дода. И затем налетел этот незнакомец и сбил ее с толку. Но доказательств того, что это произошло, не было.
И для чего эти таинственные взятки — подарки, которые делаются сейчас, когда Камилла, вероятно, в тысячах миль отсюда?
Элис отвергла печальные предположения священника о том, что и сама она скоро намерена подумать о супружестве, и наконец ушла. Голова ее стала как деревянная.
Она злилась на Феликса, который уехал и бросил ее на съедение волкам. Она понимала, что во всем этом деле гораздо больше скрыто в глубине, чем плавает на поверхности. Возможно, он сам знает слишком много… Элис вдруг снова ощутила мертвое тело сороки в руках, тяжелые холодные крылья и услышала голос Феликса: «Скажи, что ты знаешь, черт побери!» Может, Феликс решил, что мудрее исчезнуть? Он, конечно, пригласил ее с собой, но это была формальность. Может, он даже обрадовался, когда Элис отказалась. И уехал.
Элис вздрогнула, оказавшись на улице, и ощутила тоску по Дандасу. Она больше не будет судить с налета. (Потому что, будь Феликс человеком, за которого Камилла собиралась замуж, он не посоветовал бы Элис навестить священника, чтобы узнать о планах Камиллы насчет подвенечного платья.) И вообще ей больше не хотелось думать. Ей хотелось слушать, как Дандас говорит: «Ты устала, моя радость, ты должна мне позволить позаботиться о тебе».
Но все оказалось не так. Когда она добралась до отеля, Дандас и Маргарет стояли в вестибюле. Маргарет выглядела испуганной и, увидев Элис, с облегчением воскликнула.
— Наконец-то! Видишь, папа, я же говорила, что она появится.
— Да, — сказал резко Дандас, — поднимайся к себе и жди нас там. Я хочу поговорить с Элис.
Маргарет снова выглядела, как неуклюжая школьница-переросток. Она ушла. А Элис, посмотрев на Дандаса, увидела темный блеск глаз чужого человека. Она вдруг разглядела перед собой мужчину средних лет и, сама будучи едва ли старше Маргарет, была почти так же смущена и испугана.
— Где ты была? — резко спросил он.
— А что такое, Дандас? Гуляла по городу.
— Маргарет сказала, что тебе нехорошо и ты пошла в отель полежать. Как же ты могла ходить по городу, если плохо себя чувствовала? — Люди входили и выходили, и Дандас понизил голос до сердитого шепота.
— Я думала, что свежий воздух приведет меня в чувство. Дандас, ты как будто меня проверяешь. Почему?
Он немного смутился.
— Мне не нравится, когда тебя нет. Ведь ты мне дорога. Пообещай, что снова не уйдешь вот так, одна.
— Но, Дандас, это смешно. В таком маленьком городе. Если ты намерен за мной следить, то какой смысл…
— Я не слежу за тобой, но мне показалось, что плохое самочувствие — предлог.
— Ну что ж, это так и есть. Мне надо было кое-кого повидать.
Вдруг лицо его напряглось и странно опало, как будто кожа обтянула череп. Вокруг рта прорезались глубокие морщины.
— Кого?
— Отца Тотти. Он мясник. Я хотела повидать Тотти, но она уехала из Хокитики.
Таинственность исчезновения девочки снова увлекла Элис, и она выпалила:
— Дандас, все ужасно странно у этих Торпов. Они дали Тотти взятку, лишь бы она ушла и молчала. Она что-то знает. Что это может быть?
Неужели лицо Дандаса было таким напряженным и чужим? Наверное, ей померещилось. Он улыбается, он просунул ее руку себе под локоть.
— Маленькая глупышка, ты думаешь, что все выяснишь? Но это ведь не твое дело. Когда ты сюда приехала, я видел, что ты хочешь влезть во что-то странное. Я и сам часто думал, что в этом доме происходят странные вещи. Но не суй свой хорошенький носик в чужие дела.
Этот успокаивающий мягкий голос, как обычно, сделал свое дело. Неужели Дандас только что был сердитым чужаком? Нет, это игра ее воображения.