— А, понятно. — В голосе Кори звучало удивление. Когда он не включал режим святого, то был очень даже не прочь развлечься. — Значит, у нее есть тайный парень?
— Я так не думаю. — Бет прикусила губу, размышляя. — Не думаю, что она когда-либо грешила даже в собственных мыслях.
— И что же, по-твоему, она задумала?
Девушка закусила ноготь большого пальца.
— Боюсь, она делает что-то благородное.
— Неужели? Например, что? — Как будущий честный глава семейства, Кори всегда интересовался отважными поступками. — Не обижайся, но что может девушка сделать благородного?
— Я не знаю, — отрезала она, слегка обеспокоенная.
Несмотря на то, что верующие восхваляли благочестие Агнес, никто, казалось, не замечал того, что видела Бет… что ее сестра особенная.
Когда она склоняла голову перед молитвой, в голову Бет иногда приходила самая безумная мысль: что Агнес похожа на древнего пророка. Эта мысль захлестывала ее, как туман сверхъестественного облака, затем быстро проходила, и она снова видела свою простую молящуюся сестру. Она старалась забыть тревожное подозрение, что Агнес была обречена на величие.
Настоящее величие.
Бет не возражала бы против того, что ей суждено стать великой, если бы только она поделилась с ней. Но прошлой ночью Агнес захлопнула дверь у нее перед носом.
И почему? Разве она не старалась всегда быть хорошей сестрой?
Бет оторвалась от своих мрачных мыслей и страстно посмотрела на Кори, наслаждаясь тем, как ее взгляд заставил его покраснеть до кончиков ушей.
Несмотря на свои грандиозные намерения, он был не в силах сопротивляться ей.
— Давай больше не будем говорить об Агнес, — прошептала она.
Кори застонал, с лёгкостью побежденный.
Под можжевеловым деревом они целовались до тех пор, пока им не стало хватать воздуха, полностью поглощенные общим огнем на багровом краю земли.
— 5-
БЕТ
«Тщеславие со стороны женщины — это распутство.
Оскорбление Бога».
-- ПРОРОК ДЖЕЙКОБ РОЛЛИНС
Колокол зазвонил на закате. Бет вспомнила: нужно домой.
Она отпрянула от Кори, чувствуя, как ее охватывает паника.
Дело было не только в том, что отец наказывал, если она опаздывала на молитву. В этот священный день домашних дел была одна задача, которую могла выполнить только она.
Их мать, которая, как объяснил Кори, может быть в депрессии, судя по рекламе, которую он видел, отказывалась принимать пищу от кого-либо, кроме Бет.
— Она умрет с голоду, — пробормотала она себе под нос.
— Кто? — Губы Кори были опухшими от поцелуев.
— Не важно, нам лучше бежать.
Он взглянул на солнце, едва державшееся на лавандовом небе, и побледнел. Они в последний раз обнялись, а затем разошлись в разные стороны.
Бет промчалась через дальние пастбища, где запах навоза ударил ей в нос, и миновала солоноватое крещенское озеро. Она проклинала тяжелую юбку, которую сжимала в одной руке, в то время как на другой стороне города без оглядки бежал Кори. Она решила срезать путь через западные поля, чтобы ее не заметили на Черч-Стрит. Затем она пошла вдоль зеленой лесной полосы к своему лугу и холму, который вел к дому.
Она надеялась, что просто обойдётся побоями от отца, но боялась резкого разочарования в глазах Агнес. Будет ли она ругать ее в присутствии детей? Или вообще откажется с ней разговаривать?
Никто не знал, как тяжело иметь идеальную старшую сестру. Никто этого не знал…
Она замедлила шаг на вершине холма, заметив Агнес на крыльце. Ее сестра обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от холода. Она выглядела изможденной и постаревшей.
Бет поднялась на крыльцо, машинально топая сапогами по коврику. Красная пыль каньона выдавала, где она была. Она застыла на полпути.
Агнес не выказала ни малейшего гнева, разочарования или даже горя. Она добродушно улыбнулась, и в ее глазах промелькнул вопрос. Взгляд, который говорил: «Если хочешь, можешь сказать мне. Если нет, я пойму».
Никакая реакция не заставила бы Бет чувствовать себя еще более грязной. К горлу подступил комок.
— Ужин на плите. Мама ждет. — Агнес колебалась. — Мне так жаль, что эта работа всегда ложится на тебя.
Сетчатая дверь хлопнула за ее спиной, и она исчезла.
Бет согнулась пополам, застонав от разочарования.
О, почему Агнес не может кричать и ругаться, как другие сестры? Почему она должна быть такой чертовски снисходительной?