Но, конечно же, женщины никогда не смогут стать такими же, как те святейшие мужчины. Не с детьми и заботами о них. Что за глупая фантазия.
Вскоре отец отправил их спать.
— Доброй ночи, дети, — коротко бросил он, и тон его голоса намекал на то, что у него были куда более важные вещи для размышлений — мужские дела как главы семьи. Но у него была слабость к Агнес и он не забыл одарить ее вялой, кривой улыбкой.
Их лица были похожи: квадратная челюсть, грубая кожа и большой лоб. Агнес считала, что эти черты лучше всего подходят ему, но ее никогда не беспокоила собственная некрасивость. Она могла неделями проходить мимо зеркала, не замечая по-настоящему фигуры девушки, отражавшейся в нем. Какая бы ценность ни была у нее внутри, и какая бы красота ни была высечена, она надеялась на одарённость лишь духовную.
Дети по очереди умылись и почистили зубы в покрытой плесенью ванной комнате, под пронизывавшую воздух мелодию «О, Благодать». С началом песни, Сэм оцепенел. Среди младших детей, он помнил мать лучше всего. Агнес беспокоилась о нем. Агнес беспокоилась о них всех и постоянно переживала, что ее заботы им не достаточно.
Перед сном, она тихонько пошепталась с Иезекиилем, который боялся темноты. Как всегда, она погладила его спинку круговыми движениями и указала на сияющее распятие-ночник.
— Смотри, что тебя оберегает.
— Да, но если…
— Никаких если. Будь храбрым. Пора спать.
Он крепко зажмурился. Наблюдая, как он пытается уснуть, Агнес испытала сильное желание завернуть его в одеяло и укачивать, как младенца.
Тем временем, запись продолжала играть.
«Благодать научила мое сердце бояться, и Благодать развеяла мои страхи…»
Агнес с Бет разложили складной диван, который они делили, и в отработанном унисоне постелили простыни. Ее сестра казалась задумчивой и отстранённой.
Что за мысли роились в голове у Бет и где, ради всего святого, она провела весь день?
Агнес уже натянула ночную рубашку, когда отец позвал ее из кухни.
— Агнес. На минуту.
Ее тут же пробрал холодный пот. Вдруг отец заподозрил что-то неладное? Или Иезекииль о чем-нибудь проболтался — к примеру, о его лекарстве?
На кухне, отец налил себе стакан молока и, к ее огромному облегчению, жестом дал ей знак присесть. Если бы новость была плохая, ей пришлось бы выслушивать ее стоя.
— Ты хорошая девушка, Агнес. Послушная дочь.
В спальне мамина пластинка дёрнулась, заикнулась и замолчала.
Отец откашлялся, выглядя странно неуверенным.
— Прошлой ночью Пророку было откровение. О тебе и Мэттью Джеймсоне.
Кровь хлынула ей в уши, заглушая тиканье часов и гудение холодильника. Конечно, отец не мог говорить о браке, потому что, видит Бог, она не была к нему готова. По словам миссис Кинг, он не выдаст ее замуж до тех пор, пока ее сердце не станет чистым и непорочным.
Тогда о чем говорил отец?
— Без тебя будет трудно вести хозяйство. Я надеюсь, что как-нибудь перед свадьбой ты найдешь возможность поговорить с Бет. Ты должна объяснить ей, как возрастут ее обязанности.
Слово бессмысленным эхом зазвенело у нее в ушах. Свадьба… свадьба… свадьба…
Отец взял ее ладошку в свою грубую руку.
— Джеймсоны — прекрасная семья, Агнес. Я не мог бы быть более рад.
— Мэттью Джеймсон? — пролепетала она. — То есть, отец Кори?
— Ты будешь его шестой женой. Ты ведь знаешь, какое это особенное число — шесть, — с тоской продолжил он. — На небесах легко будет мужчине, за которым ухаживают сразу шесть жен.
Слово вырвалось, словно пузырек воздуха.
— Нет.
Лоб отца пересекла недовольная морщина.
— Что?
Она поправила себя.
— Я просто хочу сказать… А если я не готова? Недостаточно верующая?
Отец расслабился. Она знала, что про себя он над ней смеётся.
— Всем известно, что ты самая трудолюбивая девушка в Ред-Крике. Мэттью сам восхищается тем, как с болезнью матери ты взяла на себя все обязанности. Неудивительно, что Господь явил твое лицо Пророку во сне.
Агнес огляделась в поисках своего суженого, но не смогла разглядеть его среди темных профилей патриархов Ред-Крика.
В отличие от ее семьи, Джеймсоны были богаты своим ранчо и жили в самом лучшем доме города — особняке с видом на каньон. Конечно, Мэттью был прекрасным человеком, если Бог дал ему все это… и сама мысль о браке не беспокоила ее. Она даже могла представить себе блаженство быть шестой женой, — яркую, сияющую награду за то, что живешь так, как хочет Бог.