Она услышала тугой звон огромных, украшенных шпилями ворот Ред-Крика, закованных в замки и цепи. Их деревня, закрытая на Вознесение.
«Ремень безопасности», — эхом отозвался голос Дэнни.
— Иезекииль, ты можешь пристегнуться? — Она застегнула свой собственный ремень.
Мальчик плакал взахлёб. Ей хотелось, чтобы он почувствовал то же, что и она: теплую светящуюся правоту того, что они сделали, чтобы выжить.
Она не хотела вылезать из грузовика, не могла рисковать тем, что один из патриархов отправился наверх, чтобы найти их. Она потянулась через колени Иезекииля — он шлепнул ее по руке — и застегнула ремень безопасности. На скользком гравии она на мгновение потеряла контроль над грузовиком, и ее мышцы напряглись.
«Что я делаю? Я не умею водить машину».
«Все дело в уверенности, — говорил Дэнни. — Проверь зеркала. Держи руль обеими руками. Не бойся скорости. Да, и не пиши сообщения, когда находишься за рулем».
Почему, почему он не ответил ей?
Она нажала на педаль газа, чувствуя, как грузовик дёрнулся и ускорился. Иезекииль вцепился в кожаный ремень безопасности, широко раскрыв глаза, и они помчались к воротам.
— Агнес!
— Грузовик большой, — сказала она. — С нами всё будет в порядке.
Буквы на ржавом металле гласили: «РЕД-КРИК». Она сосредоточилась на пространстве молитвы, на звездах, поющих серебром, и на небе за ними. Они уже должны были быть пойманы в ловушку — медленно умирать в Подземном Храме — но этого не произошло.
Они были свободны.
Грузовик с оглушительным грохотом врезался в железо, но Агнес не смела закрыть глаза. Ворота поддались, и в одно мгновение они оказались Извне.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
— 24-
АГНЕС
Но я верую, что увижу благость Господа на земле живых.
— Псалом 26:13
Агнес неслась сквозь тьму прочь из Ред-Крика. В зеркале заднего вида железные ворота растворились в ночи, а церковный шпиль превратился в одинокий крест на холме. Впереди блеснул зелёный знак:
«ХОЛДЕН — 33 МИЛИ».
Грузовик накренился, когда она нажала на газ — словно желая взлететь. Пространство молитвы было с ней, оно билось в ее груди, как второе сердце. Агнес испытала глубокое облегчение, все еще слыша Бога, поющего во всем. Часть нее боялась, что пространство молитвы исчезнет, как только она покинет дом.
Деревья свистели, когда она летела по дороге, и асфальт мерцал в лунном свете под резиной шин, нашептывая бесконечные возможности.
Наконец-то она выбралась, но новые страхи нахлынули на нее, как холодная вода прилива. Куда они пойдут? Что они будут делать? И простит ли ее Иезекииль когда-нибудь за то, что она спасла ему жизнь?
Мальчик на пассажирском сиденье обнимал овечку и жалобно плакал.
Агнес подождала, пока его слёзы иссякнут, прижимая поврежденные костяшки к рулю. У нее не было выбора. Либо бегство, либо смерть.
Иезекииль икнул.
— Куда ты меня везешь?
— В лучшее место, — пообещала она. — В безопасное. — Ему не нужно было знать, что она понятия не имела, где это место может быть.
— А как же Сэм?
Агнес быстро заморгала, отгоняя слезы. Сейчас она не могла думать о других детях. Она должна была сосредоточиться на вождении, на том, чтобы увести их подальше от голодной пасти бункера. Она все еще чувствовала, как он тянет ее, как магнит, угрожая с каждым ударом сердца притянуть их обратно. После такого ужаса было невозможно поверить, что они действительно сбежали, и паника пронеслась по ее венам.
Лестница в бункер, жители Ред-Крика, подталкивающие ее спускаться — вниз, вниз…
Она сильнее нажала на газ, и взлетела на холм. Через мгновение она поняла, что гонит уже восемьдесят. Слишком быстро. Ее желудок сжался, когда грузовик поднялся в воздух. Они ударились о подножие холма с нервным звоном, и Иезекииль подпрыгнул на сидении.
— Я хочу вернуться! Увези меня обратно! Увези меня обратно!
— Успокойся. Твой уровень сахара в крови…
Он обвиняюще ткнул пальцем.
— Если ты не отвезешь меня обратно, то попадешь в ад, Агнес. Ты попадешь в ад, в ад, в ад!
Она поморщилась. Это не значит, что он не поблагодарит ее однажды.
Агнес машинально проверила, нет ли в зеркале заднего вида фар. Позади не было ничего, кроме темноты, и, несмотря на страхи, ее рациональный ум знал, что зеркало останется темным. Для Пророка один маленький мальчик и мятежная девочка не стоили таких хлопот — не теперь, когда Вознесение было близко.