Марьянек увидел Агнешку сразу. Сорвался с места, будто хотел к ней кинуться.
— Не двигайся!
Их разделяет широкая черная трещина. Оттуда вырывается косматый дым и одуряющий дрожжевой смрад, а там, в глубине, вздымаются, гудя, красные огни пожара. Горит самогон, догадывается Агнешка, надо спешить. Натужась, она проталкивает вперед одно из рухнувших стропил и, оседлав его, перебирается с помощью рук через трещину. Хватает Марьянека и ставит его в глубокую нишу окна, а сама садится рядом, чтобы хоть минутку передохнуть и подумать, что делать дальше. Это не так страшно, подбадривает она себя, стены не могут развалиться и сгореть в один миг, пройдет какое-то время. Она пытается даже улыбнуться Марьянеку. Спокойно, малыш! И как бы в ответ на ее надежду вниз обрушивается часть пола и мостик, по которому она перебралась, и вся стена с дверью, вся — до самого камина. В камине, непонятно почему, но удивляться Агнешке некогда, тлеет огонь. Внезапно весь колпак камина срывается вниз, и она видит, как в топку сыплются тяжелым поблескивающим градом патроны. Ох, Тотек, Тотек!.. Но хотя этот печальный вздох и усталое отчаяние адресованы Тотеку, винит она только себя; на то, чтобы испытывать страх, уже нет сил. Теперь дорога каждая секунда. Как быть, если не осталось дверей? Но нет, один выход остался, один-единственный. На полу валяется, неизвестно с каких пор, грузная балка, упираясь одним концом в оконную нишу. Выпихнуть бы ее совсем наружу, спустить одним концом вниз, и, может быть, она дотянется до самой земли. Ну а если не дотянется? Кроме того, Агнешке и не сдвинуть такого тяжелого бревна. Нужно что-то другое. Лишь бы Марьянека не покинула отвага. Пригнувшись, она стоит в нише. В камине зловеще сверкают еще не взорвавшиеся патроны. Скорее! Марьянек, обхвати меня за шею, покрепче, не бойся, вот так. Агнешка продвигается по бревну, перебирается вместе с Марьянеком через подоконник, но бревно качнулось под ними, и Агнешка, отступив назад, удерживает его в равновесии всем весом тела. Она оборачивается, чтобы понять, почему с каждой пядью продвижения бревно уходит вниз, и цепенеет. Пола, в который упирался другой конец, уже нет, бревно покачивается над пропастью, и им обоим приходится возвращаться в оконную нишу. Под остатками паркета около камина и в самом камине раздается отрывистый треск, и нет уже ни паркета, ни каминной топки, а есть лишь гул, словно из колодца, лишь клубы дыма и отблески пламени над широким провалом, чудом остается верхняя, лишенная опоры и повисшая на уцелевшем каркасе стены часть камина, не дающая обвалиться и дымоходу. Топка со всем своим страшным содержимым рухнула вниз, опасность отдалилась, но грозит еще большей бедой, поскольку огонь там, внизу, доберется скоро до новых снарядов. Комната уже перестала быть тем залом Тотека, строгой рыцарской ложей с «Гамлетом», а стала упрямым нереальным кошмаром, не желающим кончаться. И словно во сне, без всякой связи с действительностью, возникает новая картина: со стенного каркаса над остатками камина осыпается, шурша, темная штукатурка, из-под которой появляется часть стенного барельефа. Простертое крыло, лапа со шпорой, голова орла и профиль, разинутый клюв. И мимолетная вспышка необъяснимой надежды, как бы предчувствие спасения. Над ними — треск разрушаемой стены, под ними — белые груды щебня, и вдруг снизу, из-под окна, — голос. Семен, наконец-то!
В воздухе рядом с ней мелькнула и снова исчезла веревочная петля. Она ждет напряженно второго броска. Удачно! Петля у нее на спине. Прижимая мальчика левой рукой, а правой придерживаясь за бревно, она опять выбирается за подоконник. Мелкими рывками, сидя, она пододвигается к концу балки, покачивающейся, словно балансирующая доска в детском саду. Завязывает на конце бревна веревку, такую знакомую, но сейчас не время решать загадку, как она попала к Семену. Внизу — непроглядная туча пыли. Семен кричит снизу что-то неразборчивое, подгоняет их. Торопливым взглядом Агнешка умоляет Марьянека быть молодцом. Он понял: ручонки крепче обвились вокруг ее шеи. Агнешка захотела вздохнуть поглубже и закашлялась. Скорее! Она вцепилась обеими руками в веревку, обхватывая при этом и мальчика, закрыла глаза. Худшее уже позади — они оторвались от бревна. Мальчик стал ужасно тяжелым, ладони одеревенели, у нее уже нет сил перебирать ими. Несколько секунд она просто скользит вниз, сжимая веревку, пальцы обжигает отчаянная боль, но наконец ее ноги касаются чьих-то плеч. Неподвижность, невыразимое облегчение. Кто-то забирает у нее Марьянека — да это же Семен. Она трет глаза, хочет посмотреть на него. Семен уносит Марьянека вниз. А тут, рядом с нею, Балч. И едва она его узнала, как оба падают — он успел потянуть ее и сам навалился сверху всем телом. В недрах руин грохочет гром новых взрывов. Гремит падающая рядом стена, летят со стуком каменные осколки. И опять тихо. Чуть ли не волоча ее за собой, Балч спускается по следам Семена с крутой насыпи, туда, где темнеет сквозь пыль собравшаяся толпа. Это оттуда вырывается вдруг высокий, пронзительный крик — крик Павлинки.