— Я тебя ждать не просила. Послушай, свояк. Все, что вы с Павлинкой для нас делаете, ваша добрая воля. Я ничего не прошу.
— Для тебя же стараемся.
— Для Тотека. В память об Адаме. Что я вам…
— Для тебя все. Только кончай с Балчем.
— Ты его боишься. И Адама боялся. И тогда твердил — кончай с ним.
Глаза у Януария безумные, бегают с места на место, ни на чем не в силах остановиться, и кажется, он вообще ничего не видит.
— Кто-то другой с ним покончил. Я был рядом с капитаном, когда угодила в него смертельная пуля.
— Ты был рядом с Адамом, когда его уже убили. Ты удирал, Януарий! И задержался лишь на секунду. За шкуру свою дрожал, трус!
— Это он так говорит! — рычит Зависляк.
— Дурак ты! Я и сама знаю. Он назад не оглядывался.
— Ты уверена?
— Только не вспоминай про эту смертельную пулю. Говори прямо.
— Прямее некуда.
— Послушай, Януарий. Я не хочу ничего знать.
— Воля твоя.
— Кроме того… Адама ты ненавидел еще сильнее.
— Думай как хочешь. Пули попадают разные и по-разному. В тот раз сравнялось.
— Боишься ты, вечно боишься. Укусил бы, да боишься. Нечего удивляться, что Балч тебя презирает.
— А ты? Оба вы меня ни во что не ставите. Столько лет. И он и ты заодно с ним!
— Не хочется руки марать о твою грязную морду, — с холодной жалостью говорит Лёда. — Какой из тебя мужчина? Тряпка ты. — И через мгновение добавляет мягче, смущенно, примирительно: — Януарий, у меня нет работы. Деньги кончаются.
— Будет у тебя работа, — ударяет себя кулаком в грудь Зависляк. — Будет все, что захочешь. От Балча не дождешься.
— Я и не хочу от Балча.
— Он на тебе не женится.
— Это от меня зависит. Отодвинься, пожалуйста. Не брызгай на меня слюной.
— Брезгаешь? Ты такая же, как он.
— Ты меня плохо знаешь. На его месте я бы всех вас разогнала. А он, глупый, копошится вместе с вами в одном дерьме.
— А кто он такой? Чем он лучше!
— Да если б не он, ты бы землю ел сейчас. Как и другие.
— Герой! Могильщик!
— Оставь ты меня, ради бога, в покое, надоел. Довольно, сыта по горло. Сама себе удивляюсь, чего я здесь торчу, зачем.
— Не трать времени, Лёда. Ты ж на пустой номер поставила. Балчу скоро конец. Знаешь, что люди говорят? Разложившийся офицер, говорят, по трупам поднялся в гору, говорят. Погубил людей зазря и еще похваляется. Лёда! Он же бандит, его бы снова нужно под полевой суд отдать! Чтобы его как следует отделали, вот та-ак!
Низко опустив над полом руки, он показал, как это надо сделать. Януарий вошел в раж; охваченный своими мстительными замыслами, он не видит и не слышит, как во время его монолога Лёда начинает смеяться, сперва тихонько, сдерживая смех подушечкой, а потом в полный голос.
— Какой же ты храбрый, бедняга, ах, какой храбрый!..
— Прикончу я его, как бог свят, прикончу!
— По пьянке или в трезвом виде? Когда ты трезвый, ты тихонький — тише воды, ниже травы!
Щелкает выключатель возле двери, и яркий свет заливает комнату.
— Трогательная семейная сцена, — гремит язвительный голос. — Свояки обсуждают, куда бы им сплавить Балча. Кончили? Тогда можешь выйти, Януарий. Ты что, не слышишь? А ну, живо, марш заниматься делом.
— Тише! — шикнула Лёда. — Погаси свет.
— Зачем? — удивляется Балч. — Если парень не спит, пускай учится жизни.
Занавеска в углу неплотная, а тень, которая от нее падает, дает Тотеку возможность вести наблюдение свободно и безнаказанно. Он видит, как Януарий, словно в ожидании удара, втянул голову в плечи и вышел из комнаты. Видит, как его мать протягивает руки и пытается обнять Балча за шею. Мальчик с усилием сглатывает комок в горле, стискивает зубы. Потом стягивает одежду с табурета и, не вылезая из-под одеяла, начинает бесшумно одеваться.
— Признавайся, — слышит он сдавленный шепот, — ты у нее сидел, да?
— У кого это?
— Не притворяйся. У этой новой.
— Ты что? На кой мне она? Приехала — и ладно. И точка.
— Только и всего? А ну-ка посмотри мне в глаза.
— Лёда, не дури. Все остается как было.
— Я же видела. Твои глаза… Меня не обманешь. Ты ее раздевал…
— А ты одевайся. Глупости. Пойдешь со мной, поможешь грузить.
— Зенон! Я едва живая! Задыхаюсь! — И Лёда трясущимися пальцами перебирает под лампой пузырьки и скляночки, загромождающие ночной столик. — Дай воды.
— Нет, красотка, эта гадость тебе ни к чему. И кончай со своей фанаберией. С понедельника пойдешь в магазин продавщицей. Пелю Пащук выгоню в шею.