Напротив них присела на колоду Бобочка. В одной руке она сжимает клюку и уже пустую котомку, другой судорожно вцепилась в Улино плечо. Обе они — бабка и внучка — внимательно и безотрывно наблюдают за стрижкой. Глаза девочки широко раскрыты и лихорадочно блестят, она часто и громко дышит. Бобочка быстро окидывает взглядом внучку, ее плотно обвязанную голову и украдкой сплевывает через плечо.
— Вашей Пеле и на танцы-то идти расхотелось, — внезапно обращается она к Пащуку. — Я уж бедняжке травок занесла. Больно она из-за магазина убивается, того и гляди, захворает.
— Неужто из-за магазина! — бормочет Оконь с насмешливо-соболезнующей ноткой в голосе.
— Да из-за Балча — ей вроде отставку дали, — добавляет назло кузнецу его помощник Юр, не задумываясь над тем, что порочит свою сестру, да еще при отце.
Рассвирепев, Пащук хватает протез, вскакивает и теряет равновесие. Макс останавливает его:
— Поосторожней, свалишься. Чего уж там. Все и так знают.
— А что, у Балча она одна? — распаляется Бобочка. — Нешто он другой не привел? Об ручку шли, как под венец. Не миновать собачьей свадьбы.
— А вам, бабушка, досадно, ревнуете небось, — подзуживает верный себе наглый крепыш Юр, не обращая внимания на мрачный, выразительный взгляд отца. Но ему пришлось замолчать, когда кузнец неожиданно хлестнул его по пальцам обрезком свариваемой трубки.
— Поторопись-ка, Герард, со своей работой, — раздается спокойный голос Прокопа, — а то у Януария сусло выкипит.
— Януарий — работник хороший, а ночь долгая. Не бойся.
Макс, как и его товарищ, тоже не склонен поддерживать опасный разговор о Балче. Он оглядывает помрачневших приятелей, соображая, чем бы отвлечь их внимание. И тут ему на глаза попадается Марьянек.
— Чего уставился, малыш?
— А потому что он так шевелится, дяденька, так шевелится… — говорит мальчик, не отводя глаз от огня.
— Дядя Семен показал тебе гнома?
— Не показал.
— Плохой он дядя, я лучше, я тебе покажу. Хочешь?
Марьянек доверчиво подходит к Максу.
— А где же он, этот гномик?
— Как где! Неужели не знаешь? В трубе.
Макс внезапно подцепляет ребенка крюком протеза за ремень от штанов и подымает над наковальней — голова мальчика исчезает в черном от сажи жерле трубы. Марьянек задыхается от дыма, жар пугает его. Он отчаянно дрыгает ногами и кричит что есть мочи.
В кузницу врывается Агнешка. В два прыжка она подлетает к печи и обеими руками подхватывает мальчика.
— Пустите его! Довольно!
Макс, смутившись, опускает мальчика на землю. Марьянек с плачем прижимается к Агнешке.
— Такой здоровый мужик и пугает ребенка! Позор!
Агнешка кипит от возмущения, но тут она замечает кустарный протез Макса и растерянно умолкает. Осмотревшись, она видит устремленные на нее со всех сторон любопытные взгляды. И она кланяется, невольно делая книксен, и здоровается со всеми, как вежливая, примерная школьница:
— Добрый вечер.
В ответ раздается невнятное бормотание.
— Чему мы обязаны чести… — произносит кузнец, протягивая могучую руку.
— Вы, кажется, видели чему, — перебивает его Агнешка; она уже овладела собой и опять готова перейти в наступление. — У вас есть дети?
— Были двое от жены-покойницы, да не выжили. А так вообще не знаю.
— Мы пока не женимся, детей не считаем.
— А ну-ка, покажись, голубчик, подойди поближе к свету, уж больно ты остроумный.
Юр краснеет и, утратив свою обычную наглость, отступает в тень.
— Решительная ты, барышня, — лицемерно хвалит ее Бобочка. — Столько мужиков, и не боишься?
— А чего мне их бояться? Я сюда приехала, чтобы с людьми познакомиться, детей учить…
— Легкий хлеб, — с неприязнью бормочет Пащук.
— Чересчур легкого хлеба не бывает. Какова работа, таков и хлеб.
— Работа, работа, — презрительно фыркает Пащук. — Так только говорится. Крестьянская работа одна, господская — другая. Господа все больше языком работают, а мы — руками.
— Неправда, — защищается Агнешка. — Любая работа хороша, если приносит пользу.
— Чепуха. Сами-то небось на учительницу выучились.
— Я, прежде чем выучилась, успела всякого хлебнуть. Я не белоручка. И мне бы очень хотелось, чтоб у каждого и головы были крепкие и руки. — Она прикасается ко лбу, потом взмахивает сжатыми кулаками.