— Остановись.
— Только побыстрее!
Агнешка соскальзывает с седла, теряет равновесие, чуть не падает и слышит, как, тормозя, выругался Стах. Кто-то поддерживает ее и поворачивает к себе лицом. Кто — она почувствовала секундой раньше, чем узнала.
— Ну иди же! — со злостью подгоняет Стах.
Он оглянулся и на миг замер. У Агнешки нет сил ни ответить ему, ни шевельнуться. Проходит несколько секунд, долгих, словно бесконечный мучительный сон, когда никак не можешь проснуться. Потом пронзительное завывание мотора, дрожащий сноп света над дорожкой и гневный возглас:
— Ты сама этого хотела!
Уехал. Черный силуэт, окутанный ревом и рычанием, вспарывает темноту ослепительно-ярким лучом и исчезает в ночи. Еще какое-то время скользит по крышам и кронам деревьев слабый отсвет, но и он постепенно тает.
Балч нагибается, поднимает упавший несессер и через окно закидывает его в Агнешкину комнату.
— Чего ж вы не убежали с этим мальчиком? — тихо, тепло, почти задушевно спрашивает он. — Я ведь вас не удерживал, а мальчик просил.
Ошеломленная Агнешка не понимает ни его слов, ни того, что произошло. Постепенно в воспаленном мозгу проясняются воспоминания, образы.
— Там… их потащили к воде… убивают… — И с криком, с отчаянием: — Сделайте же что-нибудь!
Балч, склонив голову набок, беззвучно смеется.
— Совесть заговорила. А ведь чуть было не прозевала.
— Вы слышите? Дерутся. Спасите их! Запретите!
— Не нужно. Не убивают — не убьют. Сердце стучит ровно. Пульс в норме.
— Чудовище!
— И вы это говорите. Браво. Учительница по призванию. Трудный пост почетен. Вот именно. Забудем о войне, завтра будет лучше. Превосходно. Вы показали, как это делается. С этим Колумбом на мотоцикле. Сначала прогулочка на пляж, один на один, а потом деру. Мальчишка — черт с ним. Но вы… Некрасиво, пани Жванец. Стыдно. Одно только могу сказать: танцуете вы, как балерина.
Под градом насмешек замешательство Агнешки сменяется гневом.
— А вы? А вы что? — торопливо, захлебываясь от возбуждения, говорит она. — Какое вы имеете право меня обвинять, оскорблять? Меня и моих гостей. Во что вы превратили школу? В притон. Во что вы превратили людей? Это же сброд. Ни одного своего обещания вы не сдержали, ни одного! Ах да, вы представили меня родителям, спасибо. Вы меня считаете полной идиоткой. Занятия с девяти утра — о боже! Школьная инспекция! Неужели вы думаете, что после такой вашей агитации и после всего, что было, в эту ш к о л у придет хоть один ребенок?
Балч выслушивает ее резкие нападки с явным удовольствием, но, когда она высказывает свои сомнения, живо возражает:
— Будет школа, и дети будут. А вам советую отдохнуть после… танцев. Вы идете к себе? Проводить вас? Каким путем? Через бальный зал? Через окно? Через мою квартиру?
— Оставьте меня в покое.
— Как хотите.
Балч поворачивается и идет в глубь двора. Там он останавливается, прислушивается. Со стороны озера приближается, нарастает топот, заглушаемый взрывами смеха, протяжными победными выкриками, откровенно хвастливыми восклицаниями. Завершив расправу и получив полное удовлетворение, герои были бы не прочь еще повеселиться в спокойной обстановке. Но, заметив Балча, они умолкают, замедляют шаги. Балч неподвижно стоит возле доски объявлений, с которой свисают обрывки разорванной афиши. Через открытую дверь падают отсветы колеблющегося пламени свечей, но они не достигают идущих. Люди рассыпаются в стороны, пытаясь проскользнуть краем тени, обойти Балча.
— Стой!
Шум шагов стихает, слышно тяжелое, прерывистое дыхание.
— Вечер кончился. Разойтись.
Перешептывание, ропот, гул недовольства. Балч сует руку в карман, делает шаг вперед. Шуршит трава под ногами самых трусливых; остальные расходятся медленно, лениво, делая вид, что поступают так по своей доброй воле. И только одна фигура упорно раскачивается перед Балчем, что-то мурлыча под нос.
— Варденга, ко мне!
— В чем дело? Спокойно, начальник. Я не из твоих ветеранов. Я молодая гвардия.
Однако — го ли со страху, то ли из духа противоречия — Варденга поворачивается и уходит, продолжая фальшиво напевать.
— Ты не очень-то храбрись, Балч! — выкрикивает кто-то из темноты, отступив на безопасное расстояние.
— Это ты мне завтра повторишь, можешь не сомневаться, — не повышая голоса, отвечает Балч, презрительно сплюнув. Он не уходит — видно, чего-то ждет. Пусто. Балч сдирает с доски обрывки афиши и, скомкав, сует их в карман. И ждет. Наконец на дорожке, ведущей к дому Зависляка, раздается легкий шорох — там осторожно крадется человек.