Единственная жизнь, ведомая ей, была, конечно, идеальной, почерпнутой из легенд о святых, а благочестие ее напоминало тихий, чистый восторг, который ни разу не возмутили ни соблазн, ни сомнение. Она управляла монастырем, неизменно уравновешенная и безмятежная; но те, кто прибивался к вверенным ее попечению сестрам из внешнего мира, познав испытания, искушения и тяготы реальной жизни, навсегда оставались для нее загадкой, и она не могла ни понять их, ни помочь им.
На самом деле, поскольку в монастыре, как и повсюду на земле, сильный характер всегда найдет себе применение, всем в обители заправляла старуха Джокунда. По происхождению она была крестьянка; мужа ее призвали на одну из тех войн, что обыкновенно ведут бесправные и обездоленные за интересы сильных мира сего, и она разделила его участь, последовав за ним дорогами войны. Во время осады какой-то крепости она потеряла и мужа, и четверых сыновей, всех своих детей, а сама получила ранение, которое искалечило ее на всю жизнь, и потому удалилась в монастырь. Здесь энергия и savoir-faire[11] сделали ее незаменимой во всех хозяйственных хлопотах. Она заключала сделки, закупала провизию (для чего ей разрешили покидать обитель) и взяла на себя должность посредницы между робкими, отрешенными, беспомощными монахинями и материальным миром, отношения с которым не могут разорвать даже самые благочестивые, праведные и безгрешные. Кроме того и прежде всего, обширный жизненный опыт Джокунды и присущий ей неистощимый дар рассказчицы превратили ее в неоценимый кладезь историй, помогавших сестрам развлечься и скоротать даже самые долгие часы скуки, которые могли выпасть им на долю, – и все эти качества, наряду с природным умом и смекалкой, вскоре сделали ее фактически главой монастыря в такой степени, что даже мать Тереза, пожалуй, подчинилась ее влиянию.
– Смотри-ка, – сказала она Агнессе, когда та закрыла ворота за Эльзой, – ты никогда не приходишь с пустыми руками. Какие чудесные апельсины! Такие только у твоей бабушки растут, у всех остальных они с вашими даже не сравнятся!
– Да, а еще я принесла цветы – украсить алтарь.
– Ах да! Ты это умеешь как никто: святая Агнесса ниспослала тебе особый дар, – промолвила Джокунда.
– А еще я принесла перстень – повесить перед ее образом, – сказала Агнесса, показывая старой привратнице подарок кавалера.
– Матерь Божия! Вот это сокровище! – воскликнула Джокунда, проворно хватая украшение. – Надо же, Агнесса, это настоящий брильянт, краше я и не видывала. Как он сияет! – добавила она, поднимая его к свету и любуясь. – Это поистине царский подарок. Откуда он у тебя?
– Об этом я расскажу матери настоятельнице, – отвечала Агнесса.
– Матери настоятельнице? – переспросила Джокунда. – Расскажи лучше мне. В таких вещах я разбираюсь в тысячу раз лучше, чем она.
– Дорогая Джокунда, я и тебе об этом поведаю, но я люблю нашу мать Терезу и должна сначала передать перстень ей.
– Что ж, как хочешь, – сдалась Джокунда. – Тогда оставь цветы здесь, у фонтана, под брызгами, так они не завянут, а мы пока пойдем к ней.
Глава 7
День в монастыре
Мать Тереза сидела в особом покое, некоем подобии гостиной, потолок которой был расписан золотыми звездами по голубому фону, как своды монастырской церкви, а стены украшены фресками из жизни Девы Марии. Над каждой дверью и в промежутках между настенными росписями были размещены изречения из Священного Писания, выполненные синим, алым и золотым цветом, причем начертание их обнаруживало всю возможную пышность и причудливость, словно каждая боговдохновенная буква проросла мистическим цветком. Сама настоятельница вместе с двумя монахинями занималась вышиванием нового алтарного покрова, богатого и великолепного, и по временам они оглашали стены покоя мелодичным пением древнего латинского гимна. Слова его были исполнены той необычайной, мистической набожности, в которую, по обычаю той поры, облекалось выражение религиозных чувств:
Эта короткая духовная песнь поистине весьма отличалась от гимнов Венере, некогда звучавших в храме, который сменила обитель. Сестры исполняли песнопение глубоким печальным контральто, весьма напоминавшим по своей яркости и живости мужской тенор, и, выводя размеренную, плавную мелодию, навевали сладкие грезы, утешали и успокаивали. Агнесса остановилась на пороге, внимая гимну.
12
Иисус, украшение девственниц, / Рожденный матерью / Единственно девственной на свете, / Прими милосердно молитвы наши. / Ты, вкушающий аромат лилий, / В окружении хора девственниц, / Жених, венчанный славой, / Вознаграждающий невест своих. / Куда бы ни пошел ты, девственницы / Следуют за тобою, / И спешат за тобою с молитвами и пением, / Оглашая райские кущи сладостными гимнами