– Мой дорогой кузен! – На лице Рене расплывается счастливая улыбка при виде Жана, он обнимает его как старого доброго друга. – Я знал, что ты придешь, и я по-настоящему рад! С самого нашего детства ты давал нашей матери множество поводов гордиться тобой. Ты знаешь, ее письма ко мне в Неаполь полны рассказами о твоих военных успехах и твоей деятельности в интересах короля. Она знала, что может доверять тебе, и мы с Людовиком тоже. И я знаю, как часто ты помогал ей, как много делал для нее, иногда публично, иногда – тайно… – Они обмениваются понимающими взглядами.
Иоланда рассказывала Агнессе, что в интересах короля ей не раз приходилось идти на интриги и сложные многоходовые комбинации, в основном благородные, но случалось, что и не совсем. Но всегда они совершались во имя королевства, как повторяла Иоланда, и их великой цели, ради которой она не остановилась бы ни перед чем. Дюнуа знал множество секретов Иоланды, и Агнесса понимала, что лорд Рене справедливо уверен, что эти секреты умрут вместе с ним.
С выражением сочувствия на лице Жан обнимает своего кузена, и Агнесса слышит, как он говорит:
– Мой лучший и самый старый друг, я очень сочувствую тебе и разделяю, поверь, твою скорбь по поводу кончины твоей выдающейся матери, которой я искренне восхищался и которую любил, как если бы она была моей собственной.
– Я знаю, мой дорогой Жан. Добро пожаловать, и спасибо тебе за то, что поддерживаешь меня в этот скорбный день. А теперь – пойди к ней в соседний зал. Посмотри, как мирно она спит, и помолись за ее душу.
Молчаливое взаимопонимание между ними, не требующее множества слов, тронуло Агнессу, а их глубокая взаимная привязанность и доверие друг к другу произвели на нее сильное впечатление.
Когда Жан Дюнуа вернулся из часовни, он утирал слезы. Подняв голову, он сказал Рене, пытаясь утешить его, а может быть – и самого себя:
– Наше общее детство кажется таким далеким, правда? Ежедневные уроки под присмотром твоей матушки; наши веселые игры в детской, когда надо было спать, особенно когда твой отец переодевался в огра и пугал нас, помнишь? Наши драки с деревенскими мальчишками… прогулки на лошадях, охота в лесу… Какое же это было чудесное время! Когда ты уехал в Бар, к дядюшке, я всякий раз с нетерпением ждал поездки к тебе туда, а потом в Лотарингии, перед твой женитьбой, помнишь, как мы карабкались по горам, охотясь на серн? Какими невинными были мы!
Жан кладет руку на плечо Рене, и оба идут в угол зала.
– Рене, друг мой… я хочу, чтобы ты кое-что знал. Я теперь неплохо разбираюсь в человеческой природе и могу самостоятельно существовать в этом мире – и все благодаря твоей матери. Именно она научила меня гордиться тем, что я – последний из Орлеанского рода Франции, несмотря на свое незаконное происхождение. Когда моего отца убил наш коварный кузен в Бургундии, она написала моему кровному брату, новому герцогу Орлеанскому, которого так и держали в Тауэре с момента его пленения в битве при Азенкуре, и потребовала, чтобы меня привезли в королевский дом Анжу и учили меня в соответствии с моим положением и происхождением. Всем, что у меня есть сегодня, я обязан ей – в том числе своими близкими отношениями с нашим кузеном-королем, который, как и я, был ее протеже, – и он улыбается, погружаясь глубоко в свои воспоминания и не убирая руки с плеча Рене.
Объявляют о прибытии графа Артура де Ришмона – еще одного помощника и союзника почившей великой королевы. Карл VII отвлекся от своих важных дел в Нормандии, чтобы прибыть сюда и отдать последние почести своей наставнице и покровительнице, который был обязан нынешним высоким положением.
Агнесса смотрит на Изабеллу, которая подает ей знак оставаться на месте. Де Ришмону, выдающемуся коннетаблю Франции, главнокомандующему вооруженными силами, двадцать семь лет назад в смертельной битве при Азенкуре страшно изуродовали лицо. Иоланда не раз рассказывала Агнессе, как непросто ей было заставить короля не обращать внимания на жуткие шрамы де Ришмона, а заглянуть в душу де Ришмона и там разглядеть его подлинную сущность. Еще одна сложная задача, которую она с блеском выполнила – особенно если учесть, с каким отвращением Карл VII всегда относился ко всякого рода уродствам и физическим недостаткам.