— Я сейчас выясню, где наш шофер, — сказала я.
— Не беспокойтесь, — она кивком показала на охранника, — Витя все сделает.
Витя молча направился к лестнице, а мы с Виолеттой остались в полутьме на втором этаже. Она обвела взглядом высокий потолок с лепниной, кое-где по углам осыпавшейся, — до него еще не добрались реставраторы, — и, понизив голос, сказала:
— Какое странное место для фирмы! Вам не кажется, что тут должны жить люди, а не компьютеры? Мраморная лестница, высокие потолки… Наверное, прямо над нами когда-то был расписной плафон… И в то же время, — тут она импульсивным движением схватила меня за руку и потащила направо, в темный коридор, который из освещенного новомодной люстрой холла вел в противоположное крыло здания, — посмотрите на эту темную лестницу на чердак! Деревянная, почерневшая, изъеденная временем! И половицы скрипят, я пробовала. Она как будто из другой оперы, так и кажется, что здесь водятся привидения.
Она смотрела на меня в упор; в темноте зрачки ее глаз казались бездонными. Мало сказать, что она меня удивила, она меня просто поразила — подумать только, она знает, что такое плафон! Может быть, в ее хорошенькой головке действительно что-то есть? А что касается привидений — значит, я ошибалась, считая, что никому, кроме меня, не могли прийти в голову такие фантазии.
По-видимому, я невольно улыбнулась, потому что она спросила нетерпеливым тоном:
— Разве я сказала что-нибудь смешное?
— Нет, что вы, я просто улыбнулась своим воспоминаниям. Видите ли, мне тоже часто приходило в голову, что этот особняк — прекрасное место для привидений. А я ведь знакома с ним очень давно — я тут когда-то работала. Но единственное настоящее явление призрака тут было только однажды, и притом целиком по моей вине. Все произошло как раз здесь, на этой лестнице. На самом деле она ведет не на чердак, а на третий этаж: думаю, при прежних хозяевах, до революции, он назывался мансардой, и там жила прислуга. Еще несколько лет назад тут находился один НИИ, и я работала лаборанткой в отделе, который располагался именно там. В мои обязанности входило приводить животных на эксперименты, а после опытов уводить их обратно в виварий. Как-то раз я вела назад одну своевольную собаку по кличке «Ведьма». Ее назвали так не случайно: она была вся черная, худющая, в ее родословной явно были доберманы, а может быть, даже и доги. Так вот, ей в тот раз очень захотелось домой, в родной вольер. Когда мы с ней были у самой лестницы, она дернула за поводок и помчалась вниз. Ростом и силой она тоже пошла в своих предков, поэтому удержать я ее не смогла, но поводка не выпустила и покатилась вниз вслед за ней, считая ступеньки. На свое несчастье, в этот самый момент именно здесь, где мы с вами сейчас стоим, проходила одна дама, толстая и важная, ученый секретарь института. Тогда было так же темно — тут всегда было темно. Мы скатились с лестницы прямо на нее — сначала со всего маху сверху прыгнула собака, похожая на баскервильское привидение, и опрокинула ее, а сверху на них упала я. Мадам перепугалась до смерти, порвала себе юбку и не могла меня простить. Она так и не поверила, что это не было специально подстроено.
Мы дружно расхохотались, и между нами протянулась тонкая ниточка взаимопонимания. Очень хорошо — ведь в ближайшее время нам с ней придется провести много времени вместе. Тут снизу раздался голос Вити, зовущего нас, и мы с Виолеттой осторожно двинулись на свет, стараясь не споткнуться о расшатанные и кое-где выступающие половицы.
Мы с Виолеттой сидели за столиком в итальянской пиццерии на Кутузовском, и я с тревогой всматривалась в нее, с ужасом сознавая, что моя задача оказалась гораздо сложнее, чем я себе представляла. Виолетта пьянела на глазах.
Отправились мы в поход по магазинам на «опеле» с нижегородскими номерами, за рулем сидел Витя. Целый день Виолетта без устали носилась от прилавка к прилавку и измотала меня в конец. Надо отдать ей должное: она отличалась безупречным вкусом и покупала только очень дорогие вещи, такие, которые и я сама бы с радостью приобрела для себя. К тому же она была так красива, что смотреть, как она примеряет что-нибудь сногсшибательно элегантное, было сплошным удовольствием. Но от всех этих валюток и фирменных магазинов, от шума и бесконечных диалогов с продавщицами, которых явно раздражали привередливые покупательницы, и они так и норовили нахамить нам отнюдь не по-капиталистически, а по-старому, по-советски, — от всего этого у меня разболелась голова. К тому же мы выпили только по чашечке кофе в каком-то захудалым кафетерии. И когда она наконец заявила, что не прочь перекусить, то я в пику ей предложила пиццерию, где мы с подругой не раз потягивали сухое, а проще сказать, кислое кьянти, посмеиваясь над пузатыми официантами, переодетыми неаполитанцами. К моему удивлению, Виолетта, явно привыкшая к роскошным ресторанным залам и безупречному обслуживанию, согласилась.