Зал взвился в восторге. Нувориши за составленными столиками подпевали в голос, жестикулируя. Многие из подошедшей позже публики тоже были в восторге и аплодировали в такт.
Я смотрела на эти сытые хари и чувствовала к ним почти классовую ненависть. Подумать только, это они-то воображают себя крутыми! Как сладко сидеть тут и воспевать наркоту, ощущая себя хозяевами жизни! Вот их уровень — днем делают миллионы, а вечером тешат себя примитивными иллюзиями…
Я посмотрела на тех, кто сидел за нашим столом. Юра и Женя старались смеяться беззвучно, у Аргамакова на лице застыла улыбка, Виолетта закатывалась в хохоте. Французы не понимали, в чем дело, даже мадам Одиль — ее русский не имел ничего общего с языком этой песенки — явно были изумлены, а руки и ноги самого молодого из французов, Пьера-Франсуа, непроизвольно дергались в такт музыке. Почему я не могу относиться к этому с юмором, как мои сотрапезники, почему мне так противно? Ведь песенка действительно очень смешная. Мне Юрий потом рассказал ее историю — один из музыкантов сочинил ее в шутку, и как-то под настроение они ее сбацали, совершенно не ожидая, что она станет хитом.
Я встала и вышла из зала. В небольшом холле слева была раздевалка, где сидел гардеробщик, грузный старик; сюда же выходили двери мужской и женской туалетных комнат. Я вытащила из сумочки сигареты и закурила; курю я редко, но тут был как раз такой случай. Припев меня достал и здесь:
И тут я увидела Виолетту, выбегавшую из дверей зала; бежала она смешно, выбрасывая ноги в стороны, как будто ей мешала юбка, высоченные каблуки подвертывались, казалось, она вот-вот грохнется. Глаза ее, и так огромные, были навыкате, она хохотала, но по лицу ее текли слезы, оставляя черные следы на щеках.
— Ах, какой кайф, какой кайф! — повторяла она.
За нею выскочил Витя и схватил ее за руку, но, заметив меня, отпустил. Она выпрямилась и замолкла, потом почти спокойным тоном заявила, что хочет курить. Я протянула ей пачку «Пьера Кардена», она дрожащими пальцами вытащила из нее сигарету, а Витя поднес ей зажигалку.
Я не могла себе представить, каким образом под бдительным присмотром мужа ей удалось так напиться.
— Вы знаете, Агнесса, я пью потому, что Аргамаков импотент. У нас никогда не будет ребенка, потому что он импотент. — Тут она нагнулась ко мне и прошептала в ухо так громко, что показалось, будто я глохну: — У меня никогда не будет детей, потому что Аргамаков меня убьет, вот увидите!
Но в этот момент из зала вышел сам Николай Ильич; они с охранником обменялись понимающими взглядами, после чего он подхватил жену под правую руку: слева за нее взялся Витя, и они вместе вывели ее и усадили в стоявший перед входом «мерседес»; через мгновение Витя вернулся, взял их верхнюю одежду, дал гардеробщику на чай и ушел, так и не произнеся ни слова.
Тут я окончательно поняла, что не люблю новых русских.
ПОЯВЛЯЮТСЯ ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ
И вот я снова в Москве. Сегодня я хорошенько выспалась, потанцевала, позавтракала и снова занялась телефонными переговорами. На этот раз мне повезло — в одном из издательств ответили, что гонорар меня ожидает. Но что это была за сумма по сравнению с теми деньгами, что ждали меня в конторе у брата!
Я оделась и бодро отправилась в офис. В лифте я спускалась вниз вместе с соседкой по лестничной площадке, по какому-то курьезному совпадению тоже Агнессой Владимировной. Это пожилая приятная женщина, в прошлом учительница, а ныне пенсионерка; то, что мы двойные тезки, нас особенно сблизило. Я храню у нее запасные ключи от моей квартиры.