Старший, разглядев ее творение, пренебрежительно хмыкнул и неожиданно наступил ногой на нарисованного пса.
Джессика увидела неизвестную тень и ногу, топчущую рисунок. Ничего не сказав, она протянула руку и попыталась отодвинуть помеху, но мальчик упрямо стоял на месте.
Джессика в недоумении вскинула свои небесные глаза и попросила:
— Отойди, пожалуйста, мальчик!
— Уходи сама, малявка, мы здесь будем играть! — последовал ответ.
— Места много, — спокойно возразила Джессика и предложила: — Давайте поиграем вместе!
— Мы с девчонками не играем! Поняла? — С этими словами мальчик стер часть рисунка. Теперь собака грустно смотрела на детей одним глазом.
Джессика возмутилась.
— Что ты делаешь?! Я тебе не разрешала трогать! Мальчики, переглянувшись, засмеялись, и один из них снова пнул землю.
Девочка стремительно вскочила.
— Я первая пришла! Не мешайте мне!
Старший подбежал к ней и больно дернул за волосы. Девочка отскочила в сторону.
Мальчишки, считая инцидент исчерпанным, не обра щали больше внимания на Джессику; стерев рисунок с земли, они стали мерить шагами площадку.
Джессика стояла в отдалении, потом внезапно приблизилась. Коленки ее дрожали от волнения, а глаза были полны слез.
— Я первая пришла! — воскликнула она с обидой, сжимая кулачки. — Зачем вы растоптали мою собаку?!
Мальчики оглянулись.
— Иди отсюда, малявка! — Желая напугать девочку, старший сделал к ней несколько шагов, но она не двигалась и продолжала говорить:
— Сами вы такие, противные мальчишки! Вот приду с Керби, тогда сразу вас прогоню!
— Испугались мы твоего Керби! — засмеялся мальчик. — Все равно мы тебя отлупим!
Джессика в ответ показала им язык и тут же полетела в грязь. Вскочила, бросилась было на своих обидчиков, но была снова сбита с ног.
— Что, получила? — весело спрашивали мальчишки, потешаясь над плачущей навзрыд, испачканной жидкой грязью девочкой.
— Попробуй пожалуйся! — предупредили они. — : Еще не так поколотим!
Их заметила проходившая мимо женщина.
— Что это вы делаете, сорванцы? А ну идите прочь, бессовестные! Вдвоем напали на маленькую девочку! Вставай, милая. — Она подала Джессике руку. — Где ты живешь?
Джессика показала.
— Идем! — Женщина подняла ее с земли и повела домой.
Прежде чем приступить к расспросам, Агнесса сняла с Джессики грязное платье, башмаки и, завернув дочь в покрывало, усадила на кровать. Джессика не переставала плакать: слезы текли по измазанному личику, оставляя на щеках светлые дорожки.
Агнесса поставила на огонь воду и села рядом с девочкой.
— Что случилось? — ласково спросила она, гладя ее по склоненной головке.
Джессика заплакала сильнее.
— Мальчишки стерли мою собаку! Я нарисовала, а они ногами растоптали! Я им ничего плохого не сделала!
— Не плачь, Джесс, я сейчас пойду и поговорю с ними.
— Не ходи! Они мне сказали: «Пожалуешься — еще поколотим!» И собаку ногами растоптали! Прямо на глаз наступили!
— Не огорчайся, доченька, ты нарисуешь другую собаку, мы вместе нарисуем!
— Не хочу, не надо мне другую! Я ту хочу! Той-то больше не будет! — И она зарыдала так бурно, что Агнесса испугалась.
— Не нужно так плакать, дорогая моя, — сказала она как можно спокойнее. — Мы что-нибудь придумаем… Давай все-таки нарисуем на бумаге собаку, именно эту собаку, сделаем ее снова!
— А так можно? — с недоверием произнесла Джессика.
— Конечно, можно! И рисунок повесим на стенку, на самое видное место! Не бойся мальчишек, запомни: мама тебя в обиду не даст!
Из-под кровати, потягиваясь, вылез Керби.
— Нехороший ты, Керби! — проговорила Джессика. — Вот пошел бы со мной, меня бы не тронули.
Переодетая и причесанная Агнессой, она уселась за стол и, совсем успокоившись, принялась рисовать заново.
Пес лежал возле ее ног. После Агнессы Керби был для Джессики лучшим другом, незаменимым товарищем в играх. Добродушный пес терпеливо сносил все ее выходки, на улице часто ходил за ней по пятам. Девочка и собака были неразлучны.
Агнесса всегда позволяла Джессике вволю играть во дворе, самой выбирать себе подруг. Дома она учила ее быть вежливой, послушной и доброй, старалась привить девочке хорошие привычки и манеры, и ее огорчало, что на улице, играя с соседскими детьми, Джессика видела порой совсем иные примеры, но вряд ли было бы правильно запретить ребенку общаться со сверстниками. Что ж, раз уж она с дочерью попала в эту среду… Агнесса уже сейчас задумывалась о будущем девочки; ей не давала покоя мысль о том, что, в сущности, если только их жизнь чудесным образом не изменится к лучшему, чему бы она ни научила дочь, удел Джессики один: работа на фабрике или в мастерской, пусть честная, но бедная и сложная жизнь простолюдинки. Да и чему можно было обучить ее здесь? К пяти годам девочка уже довольно бегло читала вслух, умела писать печатными буквами, но все остальное оставалось совершенно недоступным.
А сегодняшний случай? Конечно, можно было воспринимать его как обычную ссору детей, но Агнесса смотрела на это иначе: и пятилетняя Джессика, и она, Агнесса, они обе были совершенно беззащитны, ужасно хрупким казалось благополучие их мирка. Она не чувствовала поддержки человека, более сильного духом и телом, и не была уверена, что сумеет устоять перед натиском жизненных бурь, защитить Джессику и себя.
В лавине забот и тревог Агнесса забывала о том, что ей всего двадцать три года, и она может, пожалуй, вновь обрести счастье и любовь.
Филлис постоянно звала ее на прогулки, пикники и другие развлечения, устраиваемые поклонниками и друзьями. Пару раз Агнесса принимала приглашение, но никакого удовольствия не получила. Она не привыкла к шумным компаниям, знакомые Филлис не показались ей интересными, их шутки, разговоры и ухаживания выглядели неуклюже, да и они, как заметила Агнесса, не помышляли о серьезных отношениях с нею. Теперь она многое подмечала: недостаток образования, воспитания, ума, просто хороших человеческих качеств.
А Филлис не переставала удивляться равнодушию подруги, тем более что сама считала: ничто не способно так поправить положение бедной девушки, изменить ее жизнь, как удачное замужество.
Агнесса чувствовала, что изменилась, но не могла понять, в чем. Прошлое уже не держало ее так крепко, но и новое время еще не наступило, и она жила в ожидании неизвестно чего. Может быть, чуда?..
ГЛАВА III
Смена заканчивалась. Агнесса вымыла последнюю тарелку, вытерла локтем потный лоб, устало разогнулась. Из отсыревших от пара стен мойки сочилась вода, потолок потемнел, казалось, набух от влаги, узкие матовые окошки почти не пропускали лучей солнца.
Агнесса прошлепала по лужам в угол, где стояла швабра, и, взяв ее, принялась вытирать воду на полу. Кололо в боку, перехватывало дыхание, нестерпимо хотелось выйти на воздух — Агнесса то и дело останавливалась.
— Что ты там застряла? — проворчала Вильгельмина. — Господи! Ничего поручить нельзя — еле ползает, растяпа!
— Не нравится, как делаю я, делайте сами! — со злобой ответила Агнесса.
— Погляди-ка, заговорила! Вот это да! — возмутилась толстуха.
Агнесса молча швырнула швабру ей под ноги и вышла за дверь.
— Шваброй бы да в зубы тебе, нахалка! — крикнула вслед Вильгельмина.
— Оставь ее, — сказала одна из женщин, — ей сегодня с утра нездоровится.
— Завела бы любовника — вмиг бы выздоровела! А то строит из себя недотрогу!
— Может, и завела! Что она вам, докладывать будет? — озорно выкрикнула новая работница, Китти, бойкая девица лет двадцати.
— Завела! Хо-хо! — откликнулась Вильгельмина, ловко вынимая посуду из сушилки. — То-то и видно: ходит как в воду опущенная со своим паршивым псом, видали вы такое?! Да еще еду таскает из ресторана!