В стихотворении о забытых рукавичках, как, впрочем, и во многих других, Агния Барто смело сочетает два жанра — лирику и сатиру. Сатирическое изображение юной собственницы Лели входит коротким эпизодом (ему отведено всего шесть строк) в лирический рассказ девочки о ее участии в захватывающей игре. Как обычно, поэт не прибегает к каким-либо оценочным или иным эпитетам, характеризуя отрицательное явление. Поэт контрастно сопоставляет два типа поведения. Контраст усиливает разоблачение. А вывод читатель должен сделать сам.
Доверие к читателю — один из эстетических принципов поэта-сатирика. Внимательно наблюдая за читателями, проверяя действие своих стихов на различных возрастных аудиториях, Барто пришла к выводу, что способность понимать сатиру приходит к новым поколениям детей значительно раньше, чем мы привыкли думать. «...Некоторые свои сатирические стихотворения я еще недавно могла читать только семиклассникам, а сейчас смело читаю те же стихи в пятых и шестых классах и дети этого возраста хохочут, прекрасно понимая все оттенки юмора»,— говорит Агния Львовна. Жанровая форма ее сатирических стихотворений, равно как и приемы сатирической характеристики, всегда определяются материалом жизни, сущностью осмеиваемого явления.
Заметила А. Барто у какой-то части ребят совсем небольшой, возможно для них самих и неприметный, налет лицемерия в отношении к родителям. И сигнализирует об увиденной опасности стихотворением «Его любовь», где неожиданным и метким заключительным двустишием указывает на неблагополучие в нравственном здоровье героя: «Он маму очень любит, особенно при людях». Трех слов, добавленных к словам о любви героя к маме, оказалось достаточно, чтобы, вызвав ироническую усмешку читателя, показать истинную цену этой пылкой «любви».
Зарождение иждивенческой психологии, прикрывающейся демагогической завесой из высоких слов, Барто раскрыла в стихотворении «О человечестве». Речь идет о мальчике, который «готов для человечества... многое свершить», но «дома (что поделаешь!) нет подходящих дел!» Можно бы, конечно, подать больному деду лекарство, да ведь дед «не человечество, он старый инвалид». Надо бы погулять с младшей сестренкой Наташкой, но она уж тем более не человечество:
Конечно, как бы соглашается поэт, между Вселенной и сквериком, человечеством и младшей сестренкой, великими историческими свершениями и мелкими домашними делами — дистанция огромная. Но если человек полагает, будто между тем и другим — пустота, которую можно заполнить бездельем, он обречен на бесплодное, никчемное существование. Ибо Вселенная без «сквериков», как и человечество без людей — абстракция, лишенная какого бы то ни было смысла и содержания. Даже в основе величайших дел лежат дела «скромные», «незаметные», «маленькие», будничные. Эту важную мысль Барто доводит до читателя не путем логических рассуждений, а заставляя улыбнуться при сопоставлении крайностей, к одной из которых герой якобы стремится, а другую в то же время презирает. В результате обнажается непримиримое противоречие. Но не между дедом-инвалидом и человечеством, а между «высокими» стремлениями героя и его полным нежеланием хоть что-то делать, чтобы приблизить осуществление мечты. Окончательно ставит точки над «и», связывая воедино часть и целое, последнее четверостишие:
Мы уже говорили, что смысловая, жанровая, эмоциональная полифоничность есть одна из характернейших черт поэзии А. Барто. Идет ли речь о сатире или о лирике Барто, мы должны помнить, что «чистые», в строгом смысле, жанры в ее творчестве — особенно в последние годы — почти не встречаются. И это — еще одно свидетельство близости к жизни, к ее сложной фактуре, к ее диалектике.
Писатель Михаил Шевченко написал книжку о своем сыне Максимке «Кто ты на земле», день за днем и год за годом зафиксировав в ней духовный рост нашего маленького современника. Когда Максимке было четыре года, дед смастерил мальчику мельницу — настоящий ветряк: с дверью, окошками, крутящимися под ветром крыльями. Из всех игрушек мельница стала для Максимки самой любимой. Мальчик не расставался с нею несколько дней. И тогда состоялся следующий разговор отца с сыном: