Глава 33
Я вижу громоздкую фигуру отца, ожидающего у подножия ступеней моего здания, когда Люк останавливает машину.
— Мой папа, — говорю я ему.
— А.
— Я весь день игнорировала его звонки. Знаю, что ты хочешь обсудить наш план действий, но я должна поговорить с ним.
— Тебе стоит. И, Ари, на этот раз действительно поговори с ним.
Я смотрю на него, понимая, что он хочет сказать.
— Обязательно. И еще раз спасибо. Я позвоню тебе позже.
Я вылезаю из его машины и подхожу к отцу.
Отец смотрит на отъезжающую машину Люка, а затем на меня.
— Кто это был? — спрашивает он, в его голосе звучит подозрение.
Я вздыхаю.
— Люк. Мой спонсор.
— Хорошая машина, — комментирует он.
— Да, ну, зависимость не имеет различий. Хочешь зайти внутрь?
Я прохожу мимо него, и он молча следует за мной до моей квартиры.
— Хочешь что-нибудь выпить? — спрашиваю я, когда он присаживается на мой диван.
— Кофе.
Я иду на свою маленькую кухню и делаю кофе для нас обоих. Затем я несу их в гостиную.
— Спасибо, — говорит он, когда я протягиваю ему кофе.
Я сажусь в кресло, подогнув под себя ноги, и беру в руки свою чашку.
— Итак… — начинает он.
— Могу я сначала кое-что сказать, прежде чем ты начнешь?
— Конечно.
— Я знаю, что ты злишься и что тебе, вероятно, хочется накричать на меня прямо сейчас, но может, не будем?
Его брови сошлись вместе.
— Я не собираюсь кричать, Ари. Я пришел сюда не для того, чтобы сориться. Я просто пришел проверить, все ли с тобой в порядке. И узнать, что случилось.
— Ты видел видео.
— Видел.
— Хорошо. Итак, прежде чем заговорю, я спрашиваю, хочешь ли ты узнать настоящую правду или правду, которую ты уже определил в своей голове? — В стиле Ареса.
— Настоящую правду.
— Хорошо, — повторяю я. Дую на горячую жидкость и делаю глоток, прежде чем снова заговорить: — Итак, вот она… меня накачали наркотиками.
Его лицо становится пепельным, но я не прекращаю говорить.
— Думаю, это сделал парень по имени Лео Парсонс; он журналист из АСН. Мы познакомились ранее, и я столкнулась с ним на аукционе. Мы болтали. Он предложил принести мне диетическую колу из бара. Кроме того, кто наливал мне напиток, он был единственным, кто имел к нему доступ.
— Через некоторое время после того, как выпила половину, я начала чувствовать себя странно, у меня закружилась голова. Потом мне стало трудно ходить, и моя речь стала невнятной. Я знала, что не пила алкоголь, но не понимала, что со мной происходит. Мне удалось добраться до дома на такси, и я вырубилась, но не сразу, сначала меня вырвало. — Я указываю на влажное пятно на моем ковре, которое образовалось после недавней чистки. — Я не выпила ни капли алкоголя. — Я пристально смотрю в лицо отца, желая, чтобы он поверил мне больше, чем кто-либо другой.
— Я только что вернулась из больницы. Люк любезно отвез меня к своему врачу. Он проверил мою кровь, и у меня обнаружен низкий уровень рогипнола — наркотика для изнасилования на свидании.
Его лицо из серого превращается в белое.
— Тебя…
— Нет, — быстро успокаиваю я его.
Он передвигается на краешек дивана, ставит свой кофе на стол.
— Ты уверена? — его слова осторожны. — Потому что я слышал истории об этом наркотике, о том, как люди теряют сознание и не понимают, что с ними происходит.
— Папа… — Я ставлю свой напиток и сажусь рядом с ним на диван. Я кладу свою руку на его руку и смотрю ему в лицо. Я удивлена, увидев страх в его глазах. Я знаю, что он любит меня. Я его ребенок. Он должен любить. Но до этого момента не понимала, насколько сильно. — Я уверена. Я ушла с аукциона, как только поняла, что, что-то не так. К тому времени, как вернулась в свою квартиру, я уже почти все понимала. Я не отключалась, пока не добралась до дома.
— Господи Иисусе. — Он наклоняется вперед, кладет голову на руки. — Это моя вина. Я попросил тебя пойти на тот аукцион.
— Это не твоя вина.
Он смотрит на меня.
— Тебя бы не было рядом с тем придурком, если бы я не уехал.
— У тебя была игра.
— У меня постоянно проходят игры.
— Папа… — У меня пересохло во рту.
— Я знаю, что подводил тебя. Снова и снова. Знаю, что это было неправильно, но в то время я не мог справиться с твоей мамой… с тем, какой она была… поэтому я избегал бывать дома. Я не думал о том, как это влияет на тебя. Я был эгоистом. И… когда она умерла… я должен был быть там. Чувство вины съедало меня так сильно; я не мог смотреть на тебя без чувства стыда.