— Когда у тебя будет семья, ты меня поймешь.
Я закатил глаза от слов родителя. Причем тут я? Сейчас разговор о нем и маме. Неужели — это такая норма в семьях? Чего им не хватало? Зачем портить себе жизнь столько времени. Расстались бы сразу. Я не просил таких жертв. Мне было в сто раз лучше, если бы они были счастливы, пусть даже порознь. А сейчас, я постоянно слышу тихое мычание матери, которая плачет в подушку, лишь бы не выдать своего горя и подавленного состояния. И какое определение отец ставит всему этому — так получилось!?
— Я не хочу такую же участь, папа, — горделиво и язвительно произношу в ответ. Я хочу знать правду, а не очередную ложь.
— Твоя мать была в курсе. Она меня простила, — снова начинает эту песню, от которой меня уже тошнит. Мать сказала все точно также, слово, к слову. Я уже вырос и готов услышать все, как есть, как бы там не было. Такое невозможно проглотить и не замечать!
— Я хочу правду, а не эти красивые и пустые слова, — произношу вслух свои желания. — Я устал от секретов и лжи в нашем доме.
Я срываюсь на крик. Я не поспеваю за ходом событий, обрушившихся на нашу жизнь. В одночасье все рухнуло и превратилось в руины. Меня колбасит так, что я готов разнести все, но вместо этого просто рухнув на диван, смотрю нетерпеливо и жду.
— У меня восемнадцать лет есть другая женщина. Мы не разрушали семью ради тебя, сынок, — прямо говорит тот, даже не пытаясь подобрать слова. Столько лет моя мать страдала, а он жил на две семьи, делая вид, что это норма.
— Мне девятнадцать, папа! И ты считаешь это нормально? — кричу я. Чувствую, как ненависть к предку обволакивает и засасывает меня. Мне тошно находиться здесь, в одной комнате с ним. Я не замечал ничего все эти годы.
— Мы делали это ради тебя, — снова слышу оправдания.
— Зачем? Может надо было сразу уйти? Ты заставлял страдать сразу двух женщин, а теперь говоришь, что все это ради меня?
— Да. Ты тогда только родился, и я не мог уйти. Но сердцу не прикажешь. Я скрывал всё три года, а потом она узнала. Услышала разговор. Мы приняли это решение вместе с твоей мамой. Сара тоже согласилась на это условие. Она не хотела, чтобы ребенок страдал.
— Я не просил этой жертвы. Лучше бы тебя вообще не было в моей жизни. Лучше бы ты был просто воскресным, — на эмоциях ногой толкаю журнальный столик. Ваза, стоявшая посередине, с треском падает вниз, оглушительно разбиваясь. Я сижу, держа руками голову, облокотившись локтями на колени. Гул в ушах не дает соображать здраво. Вся моя жизнь — ложь, обман и красивая картинка. В ней нет ни капли правды. Ненавижу все вокруг!
— Ты не понимаешь, ты еще совсем молодой, — пытается сесть рядом, но я не даю. Просто останавливаю, вытянув руку вперед. Стоп! Этим действием можно больше навредить моему состоянию в данный момент. Я похож на психа, который скукожился в позу эмбриона в сидячем положении, покачиваясь из стороны в сторону.
— Я достаточно взрослый, чтобы говорить такие слова.
— У меня не было выбора.
— Выбор есть всегда. Ты бы еще привел свою вторую бабу к нам домой, чтобы далеко не ходить. Как ты можешь так говорить. Я не могу тебя понять, папа! — шиплю на него, забыв напрочь про интонацию. Мое горло горит от собственного голоса и надрыва связок.
— Я влюбился, — слышу отчаяние в голосе, но мне совершенно не жаль, хотя понимаю, что он тоже страдал разрываясь. Но как только появляется жалость к нему, тут же всплывает образ мамы и эта мнимая, призрачная жалость растворяется. К ней сострадания больше в данной ситуации.
— Надо было сразу уходить, и не заставлять маму жить в нелюбви все эти годы, — заявляю хриплым и осипшим голосом. Меняю позу и откидываюсь на спинку мягкого дивана, поднимая голову вверх.
— Она сама попросила остаться, — он садится напротив в кресло. Я вижу сквозь прищуренные веки его выражение лица, на нем сострадание и боль.
— Она женщина. Конечно, она хотела спасти семью. Не удивлюсь, если она до сих пор надеется, — комок с желчью застревает в горле, но я понимаю мотив матери и совершенно не могу найти оправдание отцу. Закрываю полностью глаза и пытаюсь успокоиться. Дышу полной грудью.
— Когда-нибудь ты меня поймешь.
— Я никогда тебя не пойму, — развожу руками. — Я никогда так не поступлю. Если я когда-нибудь женюсь, то всеми способами буду оберегать чувства своей женщины.
— Главное, будь честен перед собой, сынок, — с некой обидой произносит отец. Я понимаю, что он хотел поддержки, а в ответ получил то, что услышал.
— Я буду достаточно честен, чтобы поступить как мужчина и взять ответственность за женщину. Но я никогда не заставлю ее страдать, находясь рядом не любя. Зачем обманывать? Зачем, каждый день приходить от другой женщины и видеть слезы этой. Ты жил, как тебе было удобно, признайся, — резко подскакивая, с этими словами я ускоряю шаг в сторону входной двери.
— Может ты и прав. Я хочу, чтобы ты сделал правильный выбор в жизни, — слышу эту реплику уже на пороге, стоя в дверях.
— Обязательно, папа. Я никогда не поступлю, как ты.
Выбегаю на улицу и в ярости пинаю урну возле входа. Достало, я готов громить все вокруг. Смотрю, как отходы разлетаются в разные стороны, ругаюсь и плетусь дальше. Просто иду в противоположном направлении от собственного квартала, прокручивая в голове обрывочные фразы, сказанные с горяча, и его ответы, которые я не могу уложить в голове.
Я постараюсь быть лучше, отец.
Глава 16. Журналистика
Энтони
Еще не закончив университет, еду устраиваться на работу. Прошел год, после развода родителей, и отец никак не помогает материально, да я и не прошу. Еще чего, так унижаться! Мать раньше вообще не работала, и я даже не могу представить, кем бы она могла устроиться на сегодняшний день. Женщина привыкла ходить только на бьюти процедуры в салоны красоты, а теперь расходы урезаны. Но это не самое страшное. Страшнее, что сейчас денег не хватает абсолютно ни на что, и чтобы не переезжать в более стесненные условия, я принимаю это решение. Мама привыкла к этому дому, к этой местности и к этой жизни. Не могу ее винить. Всю жизнь она была домохозяйкой и сейчас не мне заставлять ее меняться. Считаю, что я должен взвалить этот груз на себя, тем более, что учеба скоро закончится, а мне уже пора реализовываться по жизни.
Отец, оставил, конечно, дом и сбережения, накопленные с годами, но… Но этого мало. Деньги имеют свойство заканчиваться. Вам ли не знать!
А деньги ему сейчас и самому нужны. Его Сара забеременела сразу, как только Вильям Беккер переехал к ней. Сразу же, как уладил все формальности со старой семьей. Старая семья! Чувствую себя выброшенным за борт, за ненужностью. Теперь у него новая жена и сын, и отец не вспоминает обо мне. Моя жизнь полностью зависит от меня и это отличный повод для взросления.
Итак, мой выбор пал на «Лос-Анджелес Таймс». Наверное, это самое престижное издание, куда я могу постучать на сегодняшний день, и мне откроют двери, потому-что за последний год обучения я стал одним из лучших студентов, посвятив себя этому делу полностью. А это крутое место работы для таких как я, чтобы реализоваться и заявить о себе. Да, на первом курсе, еле-еле вытягивал баллы, но сейчас я возглавляю первые ряды отличников.
И вот, стою у входа и вдыхаю запах желтой прессы, который витает в воздухе. Здесь все пропитано этой вонючей краской и бумагой. Ненавижу. Но делать нечего, я сам поперся учиться именно в этом направлении, поэтому делаю самый тяжелый первый шаг, натягиваю улыбку до ушей и проскальзываю во внутрь.
На входе, в фойе, меня встречает миловидная девушка, лет двадцати пяти в юбке карандаш с неприлично высоким вырезом вверх, оголяющем стройные ножки при малейшем движении и белой блузке, застегнутой до горла. Ну да, акцент нужен на одной части тела, все остальное перебор. Не думал, что здесь мне понравится сразу.
— Добрый день, я по поводу трудоустройства. С моего универа звонили, — снимаю кепку, как только проследил за ее взглядом. «Я еще и в футболке, куколка, наверное, снимать не буду», — думаю про себя, читая мысли девушки относительно моего внешнего вида. Но свои фантазии скрываю внутри себя, еще не хватало из-за моего языка лишиться должности, которая просто обязана стать моей.