— Здесь я с вами согласен, — Павлов бросил быстрый взгляд на китайского коллегу. — В сети развязана настоящая психологическая война за умы и сердца наших людей. И противостоять этому накату с их стороны очень сложно. Штаты настроены идти до конца.
— Именно, господин министр. Даже если американцы в инциденте с корейской станцией обвинят только Китай, они не оставят Россию в покое. Если мы не предпримем конкретных действий по корректировке американской политики, через двадцать тридцать лет они восстановятся, и история повторится. США и, давно сдавшие им свой суверенитет в обмен на доллары, европейцы в очередной раз пойдут в поход против России. Запад будет продолжать давить вас до тех пор, пока не расчленит на небольшие хорошо управляемые сырьевые провинции. Или все это закончится большой войной в Европе, и в этой войне будет один бесспорный победитель — США, которые отсидятся на своем острове, защищенном тремя океанами. Америка никогда не даст России спокойно развиваться, хотя бы потому, что вы единственная страна в мире способная ее уничтожить.
— Но ведь и Америка, и Европа уже фактически признали за Китаем и Индией как вы выразились «право на самостоятельное цивилизационное развитие».
— Я бы не называл это признанием. Они может и признали, что мы другие, но все равно давление, во всяком случае, на Китай не спадает, хотя оно и несравнимо с тем, что оказывается на Россию. К тому же мы достаточно далеко от их границ, не занимаем шестую часть суши и не обладаем пятой частью мировых ресурсов. Боюсь, что с вами совсем другая ситуация. Ненависть к России заложена у западных политиков на генетическом уровне и базируется на подсознательном страхе сильного соседа, который при желании может разрушить их тихий ухоженный дворик. Поэтому у вас выбор довольно ограничен — либо жить, зная, что ваш сосед вас ненавидит и готов уничтожить, как только появится такая возможность или избавиться от источника ненависти.
— Да… Невеселый выбор вы нарисовали, господин министр.
— Веселый или нет, но с ним вы живете со времен вашего славного царя Ивана Грозного. Здесь есть над, чем подумать. Во всяком случае, у вас и у нас есть пауза в несколько десятилетий пока Америка будет восстанавливаться. Но, если мы позволим ей обрести былую силу, глобального конфликта не избежать. Я уверен, что наши президенты сейчас тоже обсуждают эту тему. Не удивлюсь, если они владеют, важной информацией, которая пока недоступна нам с вами, — вежливо улыбаясь, китаец поднял свой бокал в приглашающем жесте.
На столике тихо завибрировал пульт интеркома.
— Слушаю, — не отрывая глаз от огня, коротко бросил Павлов.
— Господа министры, президенты закончили совещание и приглашают вас к присоединиться к ним, — сообщил помощник.
— Вы, просто, ясновидящий, — российский министр не скрывая удивления, посмотрел на своего китайского коллегу. — Стоило вам упомянуть президентов, и, пожалуйста — они сами нас приглашают.
— Ничего удивительного, коллега, — ответил Шэнь, поднимаясь с кресла — Они совещаются уже больше трех часов. Пора прийти к соглашению.
Президенты России и Китая сидели за небольшим круглым столом в малом зале переговоров и пили чай из изящных фарфоровых чашечек, украшенных российским гербом. Внешняя стена зала представляла собой сплошное панорамное окно, выходящее на просторную крытую террасу. На улице шел снег. Крупные снежинки, отблескивая яркими лучиками в свете фонарей, медленно опускались на землю, постепенно укрывая траву, кусты и деревья.
— Проходите, господа, — российский президент встал и пожал руки министрам. — Мы просим прощения, что заставили вас ждать. Но тема нашего разговора настолько серьезна, что не терпит недомолвок и двусмысленности.
— Надеюсь, переговоры прошли успешно, — сказал министр Шэнь с легким поклоном. — Вижу у вас выпал первый снег. Это хороший знак. Свежий снег — символ обновления. После снега все становится белым как чистый лист бумаги, на котором можно написать новую станицу истории.
— Хотелось, чтобы вы были правы, — президент жестом пригласил вошедших министров за стол и вернулся в свое кресло. — Это были непростые три часа, но я думаю, что мы выработали общую позицию.
— Какие же будут инструкции для наших ведомств, — спросил российский министр.