Слезы снова застилали мои глаза, хотя мне казалось, что я уже выплакал все.
Когда Бэб ушла, все в мире потеряло значение. Когда Бэб ушла, она оставила пустоту в моей душе, которую ничем невозможно было заполнить.
Три месяца я провел, вырывая волосы клочьями и раздирая ноги в кровь. Я не помнил, как есть или спать. Моя жизнь превратилась в вечный автопилот. Все стало безразличным. Я просто приобрел эту черту. Я думал, что после смерти отца будет легче переносить еще чью-то смерть, но я ошибался. Мне было так же сильно больно, как и тогда. Я знал, что это пройдет со временем и оставит на сердце только лишь шрамы. Но шрамы иногда тоже болят, не так ли?
Армина я видел несколько раз после за сделкой с клиентами в барах, или за отдыхом с друзьями, пытавшимися хоть как-то расшевелить его. Он старался дружелюбно улыбаться им в ответ на их глупые шутки, но боль в его сердце невозможно было залечить никому. Мы все переживали огромную потерю, и все были сломлены этой утратой.
В один из теплых летних дней, я все-таки собрался с духом и уговорил себя сходить к родителям Бэб. Мне было так странно и страшно приходить в ее дом, зная, что ее самой там никогда больше не будет, но мне необходимо было взять что-то из вещей Бэб на память о ней. Я так жутко скучал по ней. Тоска пожирала меня с каждым прожитым днем все сильнее и только усилилась, когда я позвонил в дверной замок. Но вдруг дверь отворилась, и на пороге вместо Грэга показалась миссис Хетфилд.
– Томми? – она заметно удивилась. Я не мог понять ее чувств, но по глазам видел, что она была рада моему приходу.
Я не смог ответить. Окаменевший, я продолжал стоять там порядка пяти минут, пока не смог вернуться к реальности, в итоге. И тогда, прочистив горло, я все же попытался заговорить.
– Да. Здравствуйте.
– Здравствуй, милый, – улыбка тронула ее губы. Было так непривычно видеть ее такой тихой и смиренной. Я совсем не ожидал услышать от нее такую теплоту, и это попросту сбило меня с толку. Я больше не сдерживался. Я всхлипывал и задыхался в попытках найти, подобрать нужные слова. Мне казалось, что мир сейчас низвергнет на части и я, оглушаемый этим внеземным грохотом, провалюсь в бездонную пропасть. Грудь зажгло от попыток сдержать ком рыданий, вырывающийся из нее наружу.
– Ох, мой мальчик, – она успокаивающе положила руку на мое плечо. Совсем как Бэб. – Давай, проходи.
Я закивал, подчиняясь, и последовал за ней внутрь.
– Может быть, ты хочешь чаю? – миссис Хетфилд поинтересовалась.
Она не знала, что я уже давно ничего не хотел, и не знала, чем успокоить меня. В конце концов, нам обоим было плохо. И я был благодарен ей даже за ее тщетные попытки облегчить мою боль.
Я отрицательно покачал головой, вытирая с лица слезы.
– Нет. Спасибо, – я прервался и тяжело выдохнул, оглядываясь вокруг себя и с удивлением замечая, что мы в доме одни.
– Я дала Грэгу отпуск. Нам всем нужно немного отойти от потрясения, – пояснила она.
Я понимающе кивнул.
– Оливер снова погрузился в работу, а Дейрлл теперь старается как можно больше времени проводить с друзьями, чтобы не сойти с ума от одиночества в этом доме, – миссис Хетфилд вздохнула, прервавшись. – Мы планируем переехать в скором времени.
Я вновь кивнул.
– А вы? – я поинтересовался. – Как вы справляетесь?
– Потихоньку, – грустная улыбка снова отразилась на ее лице. – Мне все кажется, что сейчас она войдет в комнату и все снова станет как прежде. Я часто вижу ее в своих снах.
– Я тоже.
Ни дня еще не прошло, чтобы она мне не снилась.
– И только так понимаю, что ей действительно лучше там, в другом мире.
Я снова кивнул, потому что чувствовал так же, как и она.
– Я хотел попросить что-то из ее вещей, если можно. На память.
– Ох, да, конечно. Можешь зайти в ее комнату и поискать, что нужно. Там все, как прежде.
Я еще раз благодарно кивнул и неуверенно зашагал к ее двери. Я долго не решался зайти внутрь, потому что не хотел видеть ее комнату такой пустой и неживой. Там действительно все было, как прежде. Как в тот день, когда она попала в больницу и больше уже не вышла из нее. Постель осталась незаправленной, а рядом с ней, на стуле, лежал открытый ноутбук. На столе стояли рамки с нашими фотографиями, и я чудом не разрыдался, когда коснулся их пальцами. Все было как раньше. Даже тонкий аромат ее сладких духов был едва уловим в помещении. Я не хотел долго мучить себя, поэтому как можно быстрее постарался найти то, что хотел сохранить в память о ней. И когда я уставший и вконец растерявшийся думал уйти ни с чем, меня вдруг осенило, что, как раз, все, кроме ее духов, было обычными пустышками, вещами, которые не имели почти никакого значения без нее. Потому что обоняние – лучшая память, и потому что так пахла только она.