Разумеется, можно сурово осудить нашего героя за то, что он «очерствел сердцем», «перестал живо откликаться на чужую боль», «превратил благотворительность в бездушный конвейер» (хотя, вообще-то, это сделал не он, просто иначе невозможно) и т.п.. И это будет чистой правдой, с тем лишь «но», что это очерствение и конвейерная благотворительность приносит фондам и их подопечным больше взносов, чем разовые, но искренние всплески жалости у еще неиспорченных душ. Почему? Потому что горячо и искренне сострадать каждому из тысяч больных невозможно. Наш герой либо быстро переходит в «конвейерную» стадию, просто постановив выплачивать фондам определенную еженедельную «дань», либо перестает реагировать на них вообще, инстинктивно оберегая свои нервы.
Проблема еще и в том, что какова бы не была мотивация жертвователя – прагматика ли (откуп от чувства вины) или пароксизм искреннего сочувствия, большинство из них понимают, что по большому счету пожертвования бессмысленны. Подчеркиваем – именно по большому счету. Кого-то из детей купленное за 1, 2 или 3 миллиона лекарство и впрямь сможет вылечить окончательно и бесповоротно. Но это – большая редкость. Тяжелые онкологические, а тем более генетические заболевания на то и таковы, что даже самые дорогие медицинские технологии способны в лучшем случае затормозить их течение (поглощая при этом космические суммы денег). Более того, чем больше пожертвований, тем больше страждущих появится на следующем этапе, потому что – как ни цинично это звучит – тем, кто благодаря пожертвованиям не умер сегодня, понадобится новый курс лечения завтра. Таким образом, вкладывание денег в лечение безнадежно больных статистически лишь увеличивает их число. Людям несведущим, но эмоциональным это кажется верным признаком «ухудшения экологии» и «геноцида нации». Но на самом деле все в точности наоборот. Стало больше не больных, а именно живых больных детей. Тех, которые требуют лечения и протягивают к вам свои ручки. Тридцать лет назад таких даже не пытались лечить, и они быстро умирали, не испортив статистику. Означает ли это, что жертвовать на лечение не нужно? Напротив, очень даже нужно, но следует понимать, что этим мы не спасаем ребенка, а помогаем его матери почувствовать, что она не одна в своем горе. Что тоже, безусловно, неплохая цель.
Сделаем важную ремарку, позабытую вначале: в этой статье принципиально не обсуждаются случаи мошенничества, фейковых сборов и т.п.. Предпочитаем считать, что их доля в общей массе невелика. Вполне возможно, что раньше, когда сам жанр был относительной новинкой, обманы такого рода имели смысл. Но теперь аудитория откровенно устала, и даже искреннему страдальцу трудно найти путь к сердцу потенциального жертвователя. Так что, полагаем, мошенничать стало нерентабельно.
(NB: Впрочем, от себя я бы все-таки посоветовала родителям больных детей не снимать их в декорациях дорогих квартир с элитной мебелью (несколько раз видела такое, и весьма удивилась самоуверенной наивности представителей миддл-класса). Нарочито стилизовать бедность, конечно, не стоит (правда все равно проскочит в мелочах, о которых вы даже не подозреваете), но состоятельным просителям следует помнить, что большинство сердец, которые вам нужно разбередить, принадлежат к социальной страте гораздо ниже вашей. И они немного удивятся, почему для спасения своего ребенка вы предпочитаете жертвовать их комфортом, а не своим. Тем не менее, даже в описанных случаях дети обычно действительно нуждаются в лечении; просто их родители настолько привыкли к комфортной жизни, что вариант продать ради курса химиотерапии квартиру, дачу, машину и переехать впятером в комнату в общежитии даже не приходит им в голову. Но, подчеркиваем, это редкие случаи).