- Вниманию ходового мостика пассажирского судна, - спокойно говорил Тим в рацию УКВ-станции. - С вами говорит дежурный смотритель маяка мыса N. Вы движетесь на скалы. Измените курс, чтобы миновать навигационную опасность. Рекомендованный курс...
В ответ эфир потрескивал молчанием, сквозь пелену помех Тим расслышал крики паники, прорывающиеся команды громкой трансляции на судне. Тим заметил клубы вырывающегося из помещений судна дыма и понял, что ситуация критическая. Он безнадежно пытался вызвать мостик судна еще некоторое время, потом включил освещение вокруг маяка и стал вызывать береговые спасательные службы. Из эфира доносились отчаянные вопли о помощи.
- Помогите, мы заблокированы на верхних этажах восемнадцатиэтажного здания, нижние этажи горят, мы задыхаемся в дыму. Поднимаемся к вертолетной площадке, вышлите спасательный вертолет!
- В результате обрушения здания под завалами оказались... доносятся крики раненных... нужны медики и спасатели...
- Помогите... кровь и крики... срочно нужны медики...
В этой какофонии мольбы о помощи Тим до щемящей боли чувствовал свою недавнюю беду, которая не была такой трагичной в масштабах человечества, но кровоточащей раной открывалась постоянно, едва он впускал в память произошедшее.
Его жена умирала тяжело и быстро. Он держал на коленях ее голову, заботливо поправлял спутавшиеся, влажные от пота локоны волос, умолял потерпеть, пока с берега прилетит спасательный вертолет...
Она впала в кому раньше, чем дождалась помощи. Он провожал взглядом ее тело, обдуваемый потоками холодного утреннего воздуха из-под вертолетных лопастей. Он запомнил ее бледное лицо с заострившимися чертами, потому что глаз от него не отводил до момента, когда за последним спасателем захлопнулась дверь кабины. Машина тяжело оторвалась от земли и навсегда унесла ее с собой.
Он не был оторван от всего мира, хоть маяк и считался отдаленным местом службы. Они смотрели телевизор, пользовались интернетом с такой же интенсивностью, как это происходило бы при жизни в городских условиях. У них не было соседей по лестничной клетке. Не нужно было добираться на общественном транспорте, выстаивать очереди к кассе в супермаркете. В остальном они были так же счастливы, как и прочие люди на земле.
Высокая башня маяка, построенная из сверхпрочных марок бетона на темно-серых камнях скалистого берега - именно то место, которое заставило их оставить шумные улицы города. Можно ли сказать, что им было скучно?
Море никогда не повторялось. Каждый новый день оно встречало их то ласковой лазурью с ленивой рябью легкого бриза, то неистовым штормом, разбивающимся о скалы фонтанами белой пены, взметающимися выше маячной башни, то требовательным прибоем, ритмично облизывающим волнами блестящие черные камни берега. Острый мыс, выступающий в море, каменист, порос низкорослыми, остролистыми кустарниками, мхом, мелкими полевыми цветочками, редкими колосками диких злаковых. Узкая асфальтированная дорога уходит вдаль. Она будет петлять, минуя огромные валуны скал, протискиваться мимо обрывов, под которыми катило волны море, пока не доберется до ближайшей захудалой деревушки на десяток домов, расположенной в нескольких часах езды на автомобиле.
- Кто-нибудь! Кто слышит меня в эфире? Помощи не дождались, люди начали прыгать с восемнадцатого этажа, спасаясь от удушья...
Тим вырвался из раздумий, попытавшись вставить свой призыв к спасателям:
- Маяк мыса N - береговым спасательным службам. Пассажирское судно с отключенной системой автоматической идентификации потерпело крушение в районе маяка. На судне наблюдаются признаки пожаров, в воду спущены спасательные средства, с борта хаотично эвакуируются люди, необходима поддержка...
Тревога родилась у него давно, заглушая боль. Она впивалась тонкими иголочками, проникала под кожу, впитывалась в кровь, сжимая в кулак неровно бьющееся сердце. Причиной тому появляющиеся в сети описания о трагедиях. Он всматривался в цветные фото на страничках, опасаясь однажды увидеть что-то знакомое.
Винтокрылая машина с красным крестом тогда забрала у него не все. С ним осталась дочь. Маленький светлый человечек, который удерживал его на белом свете, вливаясь в жизнь лучиком былого счастья. Казалось, что в горе она была взрослее и мудрее его. Намного мудрее, но и намного беззащитнее...