На то, чтобы обогнуть развалины двора-колодца с левой стороны на треть, у меня ушло около получаса. Где ползком, а где короткими перебежками я добрался до того места, где раньше два дома образовывали общий угол. Отойдя назад на полсотни шагов, я внимательно осмотрел руины в поисках подсказки. Любая постоянная лёжка имеет три маршрута по которым дозорные сменяя друг друга приходят сюда. Таких подходов именно три, чтобы не оставлять слишком явных следов. Но люди всегда думают примерно одинаково и если присмотреться, то одну из таких стёжек заметить можно всегда. Всматриваясь в неясные очертания обломков, мне удалось найти нечто вроде ступенек, сейчас припорошенных снегом. Спрятав трофейный прицел в карман, я сбросил на землю рюкзак с пожитками, слегка прикопав его. Затем прикинув все возможные варианты встречи с дозорными, снял с левого запястья «звёздочку» и переложил коммуникатор в один из боковых карманов «горки», закрепив на её месте ножны со штыком. Подвигавшись для разогрева и повесив автомат на шею, я начал осторожно приближаться к началу тропки, осматривая по возможности каждый выступ впереди и под руками. Каждый шаг на верх давался с ощутимым усилием, после ранения часто ныла рана на ноге, да и остальные болячки отзывались тупой ноющей болью на любое серьёзное усилие. Снова поднявшийся ветер задувал на высоте злее чем внизу, от чего часто приходилось моргать и раза три я чуть не свалился с приличной высоты. Наконец, подтянувшись очередной раз я с облегчением нащупал рваный край пола, а затем увидел стремительно встающий мне навстречу снежный сугроб. Мгновенный выброс в кровь адреналина позволил мне в какие-то доли мгновения оценить обстановку и среагировать на это событие. Догадка относительно наблюдателя оказалась верна и человек лежавший спиной ко мне стремительно разворачиваясь сразу же начал стрелять из автоматического пистолета, зажатого в его правой руке. Звуки выстрелов напоминали стрекотание старой швейной машинки, однако я успел рывком откатиться влево, одновременно бросив в сторону врага острый бетонный булыжник подобранный тут же на полу. Амер отшатнулся, рука с оружием ушла чуть в сторону. Ударом носка ботинка под колено я сбил противника с ног и бросился на него сверху, уже выхватив нож. Мы сцепились, ища слабину в хватке друг друга, в какой-то миг резкая судорога свела нывшую всё утро правую простреленную руку и я на миг ослабил захват. Амер тут же вырвал руку с пистолетом, среагировать я уже не успевал. От сильного удара рукоятью пистолета пришедшегося в висок, у меня потемнело в глазах, руки разжались окончательно. Подшлемник и капюшон «горки» немного смягчили удар, но только на самую малость. Противник тут же отполз назад и наведя на меня ствол пистолета что-то хрипло проорал. Оценив своё положение я бросил штык на землю перед собой и начал поднимать руки на уровень пояса, всматриваясь в амера, оценивая с кем имею дело. Это был рослый парень, закутанный в зимний, похожий на мою «горку» зимний комбинезон с капюшоном и маской. Из видимой амуниции на нём был только брезентовый пояс и хитрый разгрузочный жилет с идущими под углом вверх двумя рядами подсумков. Причём расположены они были так, что живот оставался открытым. Ползать с таким наверняка одно удовольствие. Амер уже почти закончил поднимать пистолет, как я ринулся прямо на него ухватив руку с оружием, направляя ствол в сторону кармана где лежит «звёздочка» и подхватывая с земли нож. Не ожидавший такого быстрого перехода противник сделал то, чего никогда в такой ситуации делать не стоит – он нажал на спусковой крючок и пистоль выстрелил. Сказать, что удар был сильным. Это значит приуменьшить в сотню раз боль, от которой у меня снова всё поплыло перед глазами. Вместо того, чтобы отпустить оружие и ударить меня по глазам, амер запаниковал и поэтому я успел завершить комбинацию ударив рукоятью ножа его в челюсть. Тот ослабил хватку и тогда я изо всех сил провёл серию ударов в лицо и горло. Амер опустил руки и стал оседать на пол. Сорвав с шеи автомат и перехватив его за ствол, я от души врезал наблюдателю в ухо. Едва ощутимо всхлипнув, амер завалился на бок и затих. Всё это время пульсом билась единственная мысль: где второй номер, почему наблюдатель на «фишке» один?
Превозмогая боль, я осмотрелся вокруг: разметённый по углам мусор, две замаскированный бойницы и рюкзак у дальней стены. Определённо, наблюдатель сидит на «фишке» уже более двенадцати часов. Спрятанная у самого входа в комнату литровая бутыль с мочой на четверть наполнена, а пластиковые пакеты под отходы только с объедками. Точно один, значит, есть другая точка, у самой земли. Оружие стояло на сошках у той из двух бойниц, которая открывала обзор значительно левее того старого дома откуда мы появились, поэтому мне удалось подойти так близко. Взяв винтовку в руки, я осмотрел оружие, но это было нечто незнакомое, патрон стандартный, бьёт на тысячу метров, оптика восьмикратная, дорогая. Свинтив прицел прибрал его в карман куртки, подумав, что штука это полезная. А винтовку тут же саданул прикладом об угол, от чего тот отломился. Решив, что этого мало, вынул тяжёлый затвор и тоже положил в карман, чтобы выкинуть на обратном пути. В этот миг со стороны «сталинки» послышались три короткие и одна длинная пулемётные очереди, в ответ никто не стрелял, всё стихло также быстро, как и началось. Это заставило торопиться с отходом. Непонятно куда и почему стрелял Угрюмый, в любом случае времени нет. Ночь постепенно стала превращаться в блёклые, предрассветные сумерки и я ускорился с осмотром. Смастерив из припасённой на такой случай верёвки петлю и закрепив её на шее у начавшего приходить в себя пленного, я связал ему концами петли руки за спиной так, что получилась неплохая удавка. Пока человек не двигает руками, верёвка на шее хоть и давит, но всё терпимо, но как только пытается развязаться или просто начинает резко дёргать руками – петля на шее и запястьях затягивается ещё сильнее. Ноги лучше оставить свободными, но тут я применил одну старую хитрость. Расшнуровав левый ботинок пленника, я положил ему под стельку острый камешек. Стелька тонкая, камень помешает быстро бежать, но идти амер вполне сможет. Немного отвлёкшись, я пропустил тот момент, когда амер пришедши в себя попытался освободиться, но петля сработала безотказно, после дикой судороги послышался только сдавленный хрип. Снова повалив пленника на живот, я привёл путы в прежнее положение и внятно произнёс по-английски: