В такой обстановке, убедившись в полной невозможности достигнуть желаемого договора с Англией и Францией, Советский Союз принял предложение Германии заключить пакт о ненападении. Эта мера позволила Советскому Союзу ликвидировать угрозу единого империалистического блока, остаться вне войны, которая вскоре разгорелась внутри империалистического мира, создать "Восточный фронт" против гитлеровской агрессии, погасить очаг конфликта на своих восточных границах, лучше подготовиться к отпору фашистской агрессии.
Обострение противоречий между Германией и Англией не позволило последней добиться желаемого "всеохватывающего" союза. Исследование этой проблемы, проведенное марксистской исторической наукой, особенно в трудах советских специалистов В. Г. Трухановского, И. Д. Овсяного, неопровержимо доказывает, что британская схема во многом приближалась к германской. "Из Лондона германскому фашизму предлагали огромные уступки, но в Берлине мечтлли о большем - о завоевании единоличного господства над миром и поэтому уклонялись от принятия английских предложений"{75}.
Приближался конец лета, и вместе с ним наступал срок, намеченный фашистской верхушкой для нападения на Польшу. Благоприятствовала ли международная обстановка новому акту агрессии в Европе? Что думали об этом в Берлине?
Центральная проблема германской "большой стратегии" на последнем этапе перед второй мировой войной заключалась не столько в том, чтобы отыскать кратчайшие пути к победе над Польшей - в рейхсканцелярии и в генеральных штабах не сомневались: вермахт добьется на Востоке быстрого успеха, - сколько в определении возможной позиции Англии и Франции при нападении Германии на Польшу.
Война с Францией и Англией составляла одну из важных составных частей программы завоевания мирового господства. Но германские стратеги не хотели начинать эту схватку во время агрессии против Польши. Они предпочитали и дальше вести дела таким образом, чтобы громить и поглощать европейские страны порознь, последовательно, одну за другой, отделяя всех друг от друга.
Проблема сводилась к вечному и всегда сверхострому для Германии вопросу: война на один фронт или против коалиции держав, мощь которых будет возрастать?
Для политиков и стратегов третьего рейха эта центральная проблема оказалась нелегкой. Они понимали вероятность вступления Англии и Франции в войну при нападении Германии на Польшу, но и верили в возможность какого-то нового Мюнхена. Партийная и военная верхушка отдавала себе отчет: конфликт с западными державами во время польского похода может оказаться неизбежным. Но со свойственным ей стремлением верить больше в желаемое, чем в действительное, она думала и о возможности локализовать его.
11 апреля появился вариант директивы "Вейс" за подписью Гитлера. В нем излагалась основная политическая установка: ограничиться войной с Польшей. Такая возможность, по мнению Гитлера, существовала "в связи с внутренним кризисом во Франции и логически вытекающей отсюда сдержанностью Англии"{76}. Но следующая его директива - от 10 мая - содержала указание германскому флоту и авиации подготовиться к непосредственному началу экономической войны против Англии и во вторую очередь против Франции путем блокады их с моря и массированных воздушных налетов "на те экономические центры, разрушение которых сильнее всего подорвет военно-экономическое положение противника"{77}.
Специальная инструкция Редеру гласила: "Флот должен провести свою собственную подготовку к войне против британского и французского торгового судоходства... За разрешение этой проблемы надо браться в соответствии с существующей политической ситуацией и с учетом возможных коалиций противника в военное время"{78}.
Следовательно, война с коалицией еще в ходе агрессии против Польши, примерно с мая 1939 г., стала считаться одним из вероятных вариантов конфликта.
Изменение оценок от апреля до мая определялось тем, что правящие круги Англии и Франции, обеспокоенные угрозой дальнейшей экспансии рейха в Юго-Восточную Европу и под нажимом общественного мнения в своих странах, именно в это время дали гарантии помимо Польши еще Румынии, Греции.
Гросс-адмирал Редер и его штабные офицеры знали: флот не имеет сил, необходимых для сколько-нибудь успешной длительной борьбы против Англии. Действующий германский план строительства флота предусматривал, что только в 1944-1945 гг. войдет в строй число судов, достаточное для активной борьбы на обширных морских коммуникациях Великобритании. Но Гитлер не собирался ждать. Он считал, что вероятные противники за столь длительный срок намного усилятся и тогда воевать с ними будет вообще невозможно.
Несмотря на усложнение ситуации, Гитлер и его советники все же считали, что имеется и много благоприятных шансов. После Мюнхена фюрер вынес твердое убеждение: "такие люди, как Чемберлен и Даладье, не сделают второй мировой войны". Он издевательски сравнивал их с неким хилым существом, вооруженным пулеметами, пушками и т. д. У него оставалось много надежд, что все ограничится угрозами, бряцаньем оружия и торжественными заявлениями, но что курс политики попустительства агрессии, проводимый Англией и Францией во второй половине 30-х годов, не изменится и после вторжения в Польшу, несмотря ни на какие договоры и гарантии. Ведь англо-французская коалиция ни в политическом, ни в военном отношении еще не создана. Если атаковать Польшу немедленно и добиться ее молниеносного разгрома, то не исключен шанс поставить Лондон и Париж перед свершившимся фактом, удержать обе страны от вступления в войну или, на худой конец, оттянуть его. Но политическая ситуация в Европе все же заставляла считать реальными и противоположные оценки.
12 и 13 августа Гитлер и Риббентроп совещались с итальянским министром иностранных дел Чиано. Фюрер вновь заявил о неизбежности столкновения с западными державами и предложил Италии совместно с рейхом вступить в войну. Итальянский представитель Шпигель согласился, что конфликт с Польшей вырастет во всеобщую европейскую войну, но участвовать в ней отказался, сославшись на неготовность Италии.
Оценивая пеструю мозаику международных отношений, Гитлер и партийная верхушка все же надеялись избежать войны против коалиции держав, рассчитывая, что в британском и французском правительствах в решающий момент возобладают капитулянтские тенденции мюнхенского толка.
В итоге все более или менее согласились с мнением, что во время похода в Польшу война на Западе вряд ли начнется, но все-таки нужно быть готовыми и к худшему варианту.
22 августа в Оберзальцберг были созваны все высшие военные руководители третьего рейха. В двух речах, следовавших одна за другой с перерывом на обед, Гитлер уточнил свои планы. Теперь еще увереннее, чем раньше, он подчеркивал реальность невмешательства Англии и Франции во время нападения на Польшу. Он с крайним пренебрежением отзывался о военных возможностях обеих западных держав: в Англии нет настоящего вооружения; флот не готов; армия тем более; зенитная артиллерия - всего 150 орудий. "В Англии надеются, что конфликт начнется только через 2-3 года... Это говорит о том, - делал он вывод, - что Англии не хочет действительно помогать Польше... Она не станет рисковать". Что касается Франции, то Гитлер теперь считал, что и она "не хочет влезать в эту авантюру"{79}.
На основании таких политических мотивировок Гитлер потребовал немедленных смелых действий против Польши, независимо от позиции западных держав. "Будем обороняться на Западе, пока не завоюем Польшу"{80}. И далее: "В настоящее время еще возможно, что Запад не будет вмешиваться. Мы должны пойти на риск с непоколебимой решимостью... Уничтожение Польши на первом плане... Даже если на Западе начнется война, уничтожение Польши - на первом плане... Быть быстрым такова главная задача. Преследовать до полного уничтожения"{81}.
Итак, перед началом войны генералы и Гитлер не исключали, что западные державы не вступят в борьбу. Их надежды могли быть верны лишь в том смысле, что довоенная политика попустительства агрессору и недостаточная готовность действительно могли удержать Англию и Францию от вступления в войну в ближайшее время. Но просчет крылся в оценке перспектив: резкое усиление Германии в Европе неизбежно задевало самые глубокие политические и экономические интересы империалистических кругов обеих держав. Раньше или позже, но развитие противоречий должно было привести обе страны к активному выступлению против Германии, а следовательно, к коалиционной войне.