— Может все-таки укольчик? Или нашим коллегам позвоним.
— Нет, нет, нельзя, Томочка. Вы же знаете. Они только и ждут, когда я сдамся.
Тамара Алексеевна покачала головой. Она не была с ним согласна. Но слишком хорошо знала своего начальника.
— Самоокупаемая психиатрическая больница. Это ж надо додуматься?! — продолжал возмущаться Иван Карлович. — Я вот что подумал, Томочка. Вы мой заместитель. Практически преемник, — он отмахнулся от ее возмущенного возгласа. — Не спорьте. На планерку в администрацию по поводу этого безобразия пойдете вы. Я вот тут подготовил свои аргументы. Вы еще добавите. Нельзя, чтобы меня видели таким. Понимаете?
— Я понимаю, — Тамара Алексеевна взяла в руки папку из рук начальника и учителя.
— Но я хотела поговорить о всплеске заболеваемости в нашем городе. К тому же растет число самоубийств. Я тут подняла статистику за прошлый год. Учащаются случаи шизофрении. Немного порылась в справочниках. Не знаю, что и думать.
— Томочка, я понимаю ваше беспокойство. Но об этом поговорим позже. Мне жаль, что я вызвал вас из дома, после ночного дежурства. Но, если мы не отстоим больницу, то никого не сможем лечить.
— Хорошо, я займусь документами прямо сейчас. Планерка завтра?
— В девять утра у главы администрации.
Тамара Алексеевна вышла из кабинета главного, и он с облегчением опустился на кожаный диван. Что за чушь ему привиделась только что? Это точно был не сердечный приступ. Словно кто-то другой взглянул через его тело на окружающий мир. Он посмотрел на сорванный лист фикуса, брошенный рядом с диваном. Разумеется, он слышал байки, бродящие среди врачей о том, как врачи психиатры часто сами сходили с ума. Обычно ими развлекались студенты.
— Это просто переутомление, — прошептал он и прошел в комнату отдыха за своим кабинетом. Открыв кран, он плеснул в лицо холодной воды и вытерся мягким белым полотенцем, висящим рядом. — Конечно же, переутомление, — подумал он и уже собрался выйти. Но какое-то необъяснимое чувство заставило его обернуться и посмотреть в зеркало над умывальником. Отчего-то пожилому врачу показалось, что его лицо почти надвое рассекает уродливый шрам.
Глава 2
— Ты сказал, что ее сожгут утром? — герцог обращался к своему слуге, не считая нужным замечать стоящую на коленях посередине зала женщину в когда-то роскошном, а теперь изрядно потрепанном бархатном платье.
— Да мой господин, — произнес слуга. — Она говорит, что ей все равно.
— И ей все равно, что вместе с ней сожгут ее дочь? — произнес герцог, пристально глядя на женщину, равнодушно смотревшую куда-то ему за спину.
Слуга повернулся и сделал знак двум стражникам, стоящим за женщиной. Один из них пнул ее ногой.
— Отвечай.
— Возможно, для нее это будет лучшим выходом, — произнесла та, продолжая смотреть мимо герцога.
— Ты не мать. Ты ведьма, настоящая ведьма, — закричал герцог и сделал знак слугам удалиться. Он спустился с возвышения, на котором стояло его кресло, и подошел к ведьме вплотную.
— Послушай, я очень вспыльчив, но и отходчив. Мы можем еще договориться. Мне нужно от тебя так мало. Всего-навсего секрет бессмертия, известный твоему народу. Инесса, — он наклонился к ней. — Мы все забудем. Все будет по-прежнему. Ты и твоя дочь будут жить здесь же в замке. Как раньше. Подумай, что тебе стоит это сделать? Я же помню, когда я был мальчишкой, ты предлагала такой напиток моему отцу. Инесса, — он стал рядом с ней на колени, стараясь поймать ее взгляд, — Мой отец, несмотря на возраст, был крепче и сильнее меня. Для него время будто остановилось. Бог знает, сколько бы он еще жил, если бы не несчастный случай на охоте.
— Это ты его убил, Ансельм, — Инесса неожиданно посмотрела ему в глаза, и герцог отшатнулся, пораженный ненавистью в ее взгляде.
— Это случай, несчастный случай, — залепетал он оправдываясь. — Но я его сын. Законный наследник. Я готов выделить тебе вдовий дом и даже долю денег. Только помоги.
— Иначе ты убьешь, не только мачеху, но и собственную сестру, не так ли? — произнесла Инесса, пренебрежительно смотря на притихшего герцога. — Вот что я тебе скажу дорогой пасынок. Ты всегда был крысой. Ты ей родился. С крысой и умрешь. Причем не далее, как завтра утром, — и она расхохоталась ему в лицо.
— Может, я и умру утром, — как ужаленный герцог отскочил от мачехи. — Но ты умрешь раньше. Костер начнут готовить прямо сейчас. И тогда смеяться буду я, — он дернул за кисть на бархатной подвязке, прикрепленной на стене за креслом. Раздался звон колокольчика, и в зал вбежали слуги.