— Бортмеханик.
Он потащил меня к трапу.
— Мне на яхту надо, на 'Феникс'.
Механик молча подбросил меня на трап. Я повисла, справляясь с креном, и выбралась из люка. Наверху качало гораздо слабее. Механик повел меня запутанными ходами. На трапах я наступала на длинные полы халата, и механик бесцеремонно подпихивал меня сзади. Качало везде, иначе и быть не могло, только по-разному. В дебрях корабля качка была сильнее. Вибрация пронзала насквозь, до самых костей. Непрерывный шум действовал на нервы.
— Укачало? — посочувствовал мне механик. — Ничего, в этот раз ненадолго. Если сильно размахает, вырубим гравитаторы.
— И что будет? — насторожилась я.
— Как что? Невесомость.
'Только невесомости мне не хватало, — подумала я. — Впрочем, на яхте есть собственные гравитаторы, так что невесомость мне не грозит'. Я с облегчением закрыла за собой покореженный группой захвата люк 'Феникса'. Борта яхты начисто глушили шумы 'Стремительного'. Качка, однако, никуда не делась. Как будто мало было одной качки — вибрация проникала и сюда! Непрерывно дребезжала люстра из лисьенских камешков. Качка сильно подточила мою способность соображать. Шатаясь вместе с качающимися стенами, как пьяная, я отодвинула друг от друга все дребезжащие предметы. Крепления на 'Фениксе' не были рассчитаны для таких условий. Оставалось надеяться, что качка с вибрацией не сорвут на яхте что-нибудь жизненно важное. Я затолкала замусоленный халат в стиральную машину и включила ее. Зрение стало мне изменять, приходилось щуриться, чтобы ясно видеть предметы. Я подумала, что было бы неплохо покидать все по шкафам и ящикам, но вместо этого в изнеможении заползла под одеяло и прикрыла глаза. Облегчения я не испытала. Плохо, очень плохо! Вибрация вытрясала душу, все время хотелось крепко сжать зубы. А еще хотелось выползти из собственного тела. Пусть оно побудет без меня, полежит в углу, пока не кончится это безобразие. Скоро мне пришлось покинуть постель, чтобы поползти к туалету, потому что меня по-настоящему укачало.
Качка и вибрация кончились одновременно, измотав меня до предела. В моей каюте, в гостиной и в рубке 'Феникса' царил кавардак. Не мешало бы навести порядок, но мне не хотелось шевелить даже пальцем. Я лежала и плакала. Мне было плохо физически, а еще вспоминала свою семью и тихо страдала. Чувство потери сжимало горло. 'Попытка убийства' — это словосочетание утешало, успокаивало. Значит, Катя и Женя живы. Мне немного полегчало после качки, но на грудь навалилась знакомая тяжесть — оттого что вспомнились мои беды, и я лежала под одеялом и смотрела в потолок невидящими глазами.
ПРОФЕССОР КАЧИН
Алика открыла мне люк, даже не спрашивая, кто стучит. Поздоровалась сквозь зубы и засела за компьютер в гостиной спиной ко мне. Выглядела она прекрасно. Пышные пряди светлых с рыжинкой волос были тщательно уложены, на щеках играл легкий румянец. Я сел рядом с ней в кресло, которое буквально обняло меня. Интерьер гостиной 'Феникса' приятно удивлял утонченной роскошью. О лисьенской люстре когда-то мечтала моя жена, потом мечтали все мои невестки. Ребята с Лисьена верно поступают, изготавливая из лисьенского камня именно люстры. Они хорошо греют руки на этих люстрах. Мебель навеяла на меня далекие воспоминания. Когда-то и у меня в гостиной стояла мебель из дерева с планеты Сигизмунд. Сиреневая с желто-песочными прожилками, она постоянно хранила странное тепло. Впрочем, я давно отвык от роскоши. Яхта не принадлежала Алике, но дух ее присутствия уже незаметно отразился на обстановке.
— Как ты чувствуешь себя после качки, девочка?
— Сносно, — недовольно ответила Алика.
— Почему ты не спросила, кто стучит?
— Какая разница, кто из бандитов ко мне ввалится?
— Этим бандитом оказался я. Ты пропустила завтрак, ланч и обед. Может, ты хотя бы поужинаешь?
— Не хочу.
— Неправда, — мягко сказал я. — Я приглашаю тебя на ужин.
Алика метнула в меня косой взгляд и снова уставилась в компьютер.
— Я не внушаю тебе никакого доверия, это понятно. Но все же составь мне за ужином компанию. Ты человек новый, а мне, старику, хочется поговорить. Потом ты можешь посещать столовую в полном одиночестве.
Она повернулась ко мне:
— Вы действительно тот самый профессор Качин, который пропал без вести лет двадцать назад?
— Да, это я, — довольно улыбнулся я, польщенный ее вниманием.
— И давно вы здесь?
— С самого начала. Мы с Матвеем двадцать лет вместе, Алика.
Это ее не утешило. Она закончила игру, встала и надела туфли на высоком (высоченном!) каблуке. Я уставился на эти туфли.
— У тебя больше ничего нет, кроме… этого? Здесь крутые трапы.
— Только это. А кроме халата есть еще очень короткая юбка и прозрачный топик. Знаете ли, на бретельках, — вызывающе сказала Алика.
Я рассмеялся.
— Сними туфли, лучше босиком. Палуба теплая. Сейчас мы что-нибудь найдем для твоих маленьких ножек. У меня в медчасти есть сестричка, она твоего роста. Сейчас мы к ней заглянем.
Но сначала я провел ее в свое государство, пахнущее лекарствами и стерильностью, и дал ей пузырек.
— Вот тебе средство от укачивания. Оно тебе еще понадобится. С ним ты больше не будешь мучиться. Право же, надо было дать его тебе сразу.
— Спасибо, — поблагодарила Алика, немного оттаивая.
Я провел Алику в гости к Лоле. Чернявая Лола с огромными оленьими глазами пинком распахнула металлический шкаф:
— Вот. Вся одежда на 'Тихой гавани'. Там от нее шкафы трещат. А здесь одни штаны и все серое. Есть альтернатива — медицинский халат.
Лола швырнула Алике джемпер и брюки, и та сразу переоделась, не обращая на мое присутствие никакого внимания. То ли снова вызов, то ли доверие как к старому медику. Влажные очи Лолы переместили фокус на ее босые ноги, и медсестра выпнула из-под кровати чешки:
— Обувайся.
— Что за 'Тихая гавань'? — спросила Алика, которая в обществе женщины заметно расслабилась.
— У нас на флоте почти все семейные, — небрежно пояснила Лола. — 'Тихая гавань' — пассажирский лайнер. Власов захватил его, когда лайнер порожняком перегоняли со стапелей Трейн-Данского завода на орбиту Венеры. Теперь на лайнере живут дети и жены, которые не имеют к космонавтике никакого отношения. Любому из нас путь домой заказан, вот и живем семьями прямо в космосе.
— Это ужасно, — заметила Алика.
— Что тут ужасного?
— Ужасно то, что нельзя вернуться домой.
— Я свой дом и не помню, — беспечно махнула рукой Лола. — Помню только, что я родом с Марса. Меня увезли оттуда еще совсем маленькой. Мама живет на 'Гавани', папа — здесь, на флагмане.
— И они не хотят вернуться?
— Еще как хотят. Все хотят вернуться, кто помнит свой мир. Но возвращаться никто не торопится.
Лола не слишком-то нас понимала. Увези ее самое с корабля на любую планету, и она будет жить в такой же тоске, ее будет тянуть домой, в космос. Равно как любого из детей, родившихся на 'Гавани'.
— Только почитайте, что пишут, Иван Сергеевич! — Лола потрясла мельтешащими листами с распечатками новостей и процитировала: '…и управление космическими кораблями на принципиально новой основе, с помощью биотоков человека. К этой роли как нельзя лучше подходим… — тут Лола не удержалась и хохотнула. — …подходим мы, люди с паранормальными способностями'.
Мы втроем так и покатились от смеха.
— Постойте, — спохватилась Алика. — А разве ваш Власов не с паранормальными способностями?
Тут мы с Лолой захохотали с новой силой.
В столовой я усадил Алику в самый дальний угол и заслонил ее своей худой спиной от любопытных взглядов. Лола выбрала столик далеко от нас в обществе огненно-рыжей Марии и Иваненко. Лола то и дело с интересом смотрела в сторону Алики, Мария же, как и следовало ожидать, сохраняла полное внешнее равнодушие. Толстый связист развлекал женщин анекдотами, которых знал неимоверное количество.
— Вас тоже похитили? — спросила меня Алика.
— Меня никто не похищал. Я здесь добровольно.