В малых странах, как и малых городах, просто некому сидеть в небоскребах. В провинции далеко не многие могут себе позволить оплачивать аренду в высотках. Малый бизнес уж точно. Впрочем, как и в США. Там в небоскребах сидят адвокаты, банкиры, биржевики, аудиторы и прочие финансовые посредники, – в общем, все те, чей бизнес связан с продажей нематериальных товаров, услуг, что, в свою очередь, обладает добавленной стоимостью по сравнению с физическими товарами.
– Значит, – пришел к умозаключению Петр, – небоскребы, как жилища Большой Женщины, каким-то образом связаны с виртуальными финансовыми пирамидами, обрушившими экономику как маленькой Албании, так и всего большого мира. Да они просто братья-близнецы, небоскребы и финансовые пирамиды.
Высотные здания по принятой квалификации начинаются от двадцати этажей. Вот она – большая двадцатка в действии. Да, видимо, кроме меня, некому дать отпор нашествию великанов. Петр улыбнулся втайне от Тираны: вот если бы был жив капрал Муйо. И почему они думают, что национальные герои – сплошь великаны? Совсем наоборот, национальные герои – как правило, маленькие людишки. Вот, например, Порошкански тоже пока со счетов нельзя списывать, хотя, конечно, слабоват, слабоват. И жидковат!
С «брода» (так тиранцы называют проспект Героев, любимое место для вечернего моциона) Петр свернул к площади Скандерберга. И все по тропкам, по тропкам. Может, архитекторы, воздвигая небоскребы, пытаются подражать горам, не мог успокоиться Петр, но только они забывают, что на горах растет корм. А по этим полупустующим гигантам из стекла и бетона походишь только с козочками-проститутками, которые любят и только так рубят «зеленую капусту».
На площади Скандерберга Петр поразился масштабам разрушения национального банка. Это же памятник архитектуры! Он, мечеть хаджи Эхтем-бея и древняя башня с часами составляли ансамбль площади. Мечеть, конечно, не тронули, как в свое время не тронули памятник самому Скандербергу, полностью разрушив монументы Ленина и Энвера Ходжи.
Площадь Скандерберга, национального героя, освободителя от османского ига, всегда была любимым местом горских стариков. Вот и сейчас почтенные старцы собрались на ней, чтоб полакомиться зуппой и полакомить друг друга политикой.
Петр подошел поближе.
– Во всем этот мушкетер Рамиз виноват. Предал партию, а еще Алией назвался…
– Рамиз Алия здесь ни при чем. Авторитарный режим изнутри никак не разрушить. Здесь без внешнего влияния не обошлось.
– А Сали Бериша тоже бандит. Говорят, он за операцию на сердце по тысяче долларов берет. А сколько он взял за демократические реформы?
– Не надо было им тогда амнистию объявлять. Вот теперь они их банки-то и грабят.
– Во всем виновата Большая Женщина, – попытался вставить Петр, но его слова потонули в нарастающем скандировании.
– Парти! Энвер! Еми гати курдахер! Парти, Энвер, Еми гати курдахер! – Старики подтягивались к памятнику Скандерберга, выражая этому албанцу с именем Оксанынга свое почтение.
«Стамбульские сладости» – единственные в своем роде. Но и они уставлены красными столиками фирмы «Кока-кола». В углу старый черный турок одиноко смотрел телевизор.
Подсчитывались жертвы, и он смотрел не отрываясь. Смотрел на последствия бури.
Петр ел пахлаву и временами бросал косые взгляды на турка.
Так они и сидели.
Потом Петр встал и прошелся вдоль витрин, разглядывая пахлаву и прочие сочные пирожные.
– Ешьте, ешьте эти сладкие дары, пока они не высохли как море, – пробурчал старик.
– Разве море может высохнуть?
– Да, море высыхает, как и все в этом мире, ничего не развивается, все засыхает, поверьте старику, – и вновь уставился в телевизор, точнее, он даже не отрывался от него.
Меня сейчас стошнит, подумал Петр и посмотрел на черного турка. Я столько съел!
Тот по-прежнему смотрел телевизор. Затем вдруг повернулся к Петру и произнес:
– Я знаю. Это все Большая Женщина.
– Зачем ты сказал о том, что все высыхает. У меня внутри все, наоборот, разрастается, бурлит.
– Это хороший знак. Значит, есть еще в этом мире сила, способная победить засуху. Посмотрите на мои морщины, уважаемый. Они знак того, что все ссыхается. Но еще страшнее, если ссыхается кожа женщины. Начинает трескаться. Тут женщине необходимо рожать. Пока момент не упущен. Иначе будет хуже бури. Потому что женщина – сама природа.
– Откуда ты знаешь о Большой Женщине?
– О ней многие знают.
– Кто – многие?
– Мой дед знал, дед моего деда знал, мой двоюродный дядя по матери.