— Чего вам, Софья Пална? — спросил Тимофей, не поднимая на меня глаз.
— Ты ведь знаешь, да?
— Знаю что, Софья Пална?
Теперь я была уверена в своей правоте. Тимофей что-то скрывал.
— Ты знаешь о Галине?
Домовой, все так же не поднимая глаз, едва заметно кивнул.
— Почему ты ничего мне не рассказал? — спросила я.
Тимофей горько вздохнул и уныло проговорил:
— Галина Михална заколдовала меня. Я никому ничего не могу сказать, если только меня об этом не спросят. Вы спросили.
Ну вот. Теперь мой мир перевернулся окончательно. От осознания этого я не обрадовалась.
— Что она делает с Машей?
— Забирает жизненную силу, — прошелестел домовой.
Я закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Сердце застучало, словно бешеное.
— О, боже мой, — выдохнула я.
Трудно было в это поверить — Галина, мудрая и разумная глава нашей семьи, стремится убить свою правнучку. Нет, я не заплакала, но сердце судорожно сжалось от боли.
Облизав вдруг пересохшие губы, я с трудом спросила:
— Как… как мне спасти Машу?
Впервые Тимофей поднял на меня глаза и недоуменно пробормотал:
— Но ведь… Агния Максимовна же…
Я догадалась, о чем говорит домовой. Опрометью сбежав по ступеням чердака, я за несколько секунд достигла своей комнаты и, совсем забыв о сладком сне Эльвиры, судорожно начала искать в куче рисунков, лежащих на подоконнике, ответ. Я и Влад… Маша в гробу… Галина передо мной…
Вот оно! Рисунок, ничем не примечательный. Но на нем изображено растение, хорошо мне знакомое. Вех. Или, если быть точнее, вех ядовитый. Одно из самых ядовитых растений. Ядовито всё растение, но особенно корневище. Вёх коварен своим приятным морковным запахом. Морковным.
Теперь все встало на свои места. Вот почему Маша бормотала слово «морковь». Галина добавляла понемногу вёха в воду, а потом давала пить Маше. Именно поэтому моя сестра медленно, но верно угасала. Нужно убрать вех.
Я как можно тише спустилась на первый этаж и, затаив дыхание, прошла мимо Галининой комнаты. Когда успешно преодолела это препятствие, то облегченно вдохнула.
Маша едва слышно дышала, и в свете луны, льющимся слабым потоком из небольшого окошка, она казалась молочно-белой. На миг мне даже почудилось, что дыхание её остановилось.
Я нашла бутылку, из которой Галина наливала воды Маше, и поднесла к носу. Как и ожидалось, присутствовал слабый морковный запах. Я вылила эту воду в угол, а затем начала искать в банках, стоящих на пыльных полках, растолченный вёх. Уж его-то я узнаю. Правда, мешало отсутствие света, но глаза мои уже привыкали к полумраку.
Вот он, вёх. Аккуратно подписанный, он скромно стоял за другими банками, ничем не привлекая к себе внимания.
Я высыпала его под кровать (чистота меня сейчас мало заботила), заменив его растолченным корнем ромашки, собранной на Иван Купало. Максимум, что от него будет — гиперактивность. Надеюсь, старуха не заметит.
Ну вот. Если Галина с утра попытается напоить Машу, то сестра проживет еще несколько дней. Я успею рассказать все семье.
Спать не хотелось. На улице светало, и я спустилась в кухню. Почти бессознательно достала чашку и налила воды из глиняного графина, стоящего на столе. Ничто не предвещало беды.
Едва глотнув воды, я выплюнула её и закашлялась. Глаза заслезились. Это была не вода — это было что-то ядовитое. Вроде кислоты. Казалось, что боль разъедает мой рот изнутри. Сердце испуганно заколотилось, и я открыла кран, надеясь, что проточная вода поможет.
— Я в тебе не сомневалась, дорогая, — послышался сзади спокойный голос Галины.
Я резко развернулась, но поздно. По голове ударило что-то тяжелое, и свет в глазах померк.
Казалось, прошли годы, прежде чем я очнулась. Голова пульсировала ноющей болью. Застонав, я с трудом пошевелилась. Сил сесть не было.
— Советую еще пару минут полежать.
Голос Галины. Равнодушный, рассудительный. Но, самое главное, не ворчливый. Было непривычно не слышать нотки недовольства в голосе старухи.
— Прежде, чем ты начнешь задавать вопросы, отвечу на самые поверхностные. Ты в моей комнате. Кричи, сколько влезет — тебя никто не услышит. Конечно, если сил хватит закричать. Все оружие, что было на тебе, я забрала, хотя оно тебе в любом случае не понадобилось бы.
Я медленно открыла глаза. Галина сидела на кровати и вполне уверенно изучала содержимое моего чемодана — её интересовало именно оружие.
— Гаррота, сюрикэны, колья, ножи, яды… — задумчиво проговорила Галина. Подняв на меня серые глаза, она с кривой улыбкой призналась: — Похоже, я тебя недооценивала.
Промолчав, я с трудом села. Голова заболела еще сильнее, но я пыталась игнорировать эту боль. Затем поднялась на шатающиеся ноги и, уперев руки в колени, боролась с головокружением. Галина наблюдала за всем этим со смесью насмешки и любопытства. Этот взгляд разозлил меня, и я сделала три шага по направлению к ней, и с каждым движением становилась все уверенней.
Всего в двух шагах от старухи передо мной выросла невидимая преграда. На миг она вспыхнула ярко-красным, и я ощутила боль, как от ожогов, в том месте, где кожа прикоснулась к барьеру, и тут же отскочила с коротким воплем.
Галина зацокала, качая головой:
— Не выйдет, дорогая. Мне понадобилось два с половиной часа, чтобы сделать качественную ловушку. Я свое дело знаю.
Вокруг меня мелом нарисован двойной круг, примерно два метра в диаметре, и между двумя линиями Галина красным — должно быть, кровью, — нарисовала символы. Некоторые были мне знакомы, некоторые — нет. Но смысл был один.
— Ты посадила меня в ловушку для демонов? — с недоверием спросила я.
Галина улыбнулась, и у уголков губ показались морщины.
— Это не просто ловушка для демонов. Чем она отличается от обычных?
— Ты у меня спрашиваешь? — фыркнула я.
Старуха молчала, давая мне время. Я недовольно фыркнула и сосредоточилась. Еще раз внимательно пригляделась в символы… Один я узнала особенно точно.
— Вот он, — я указала на изогнутый символ, чем-то напоминающий зазубренный нож. — Этот символ должны знать все, кто борется с демонами и их смертными прислужниками. Не помню, как он называется, но только он может остановить… — я замолчала и, подняв глаза на Галину, испуганно вдохнула. Впервые мне стало по-настоящему страшно.
— Ну? — поторопила Галина. В её глазах была усмешка.
— Только этот символ сдерживает Самаэля, — пораженно шепнула я. — Сатану, Люцифера, Дьявола, Лукавого, Воланда, Мефистофеля. Кому как нравится.
Старуха вновь улыбнулась, и в этой улыбке проскальзывала гордость. Кажется, ей было приятно, что я знала столько о демонах.
— Ты посадила меня в ловушку для Самаэля? — все еще не веря, спросила я.
Галина захлопнула мой чемодан и, спустив его с кровати, спрятала под неё, затем поправила рукава темно-синей рубашки.
— Мне кажется, тут уместен иной вопрос, не находишь? — любезно сказала старуха и вновь присела на кровать.
Облизав вдруг пересохшие губы, с трудом спросила:
— Почему эта ловушка действует на меня?
Сил стоять больше не было. Возможности выбраться — тоже. Поэтому я медленно опустилась на пол и села по-турецки. В таком положении даже голова стала болеть чуть меньше.
Судя по выражению Галининого лица, она настроилась на долгий разговор.
— У всех Стрельцовых в нашей семье, кто проходил инициацию до тебя, это событие было не таким ужасным и болезненным, а дар не таким сильным. Олег, Паша, Максим, Макар — все они обрели свой скромный дар и жили абсолютно спокойно. Так бы прошла и твоя инициация. Но за месяц до твоего дня рождения мне стал сниться он, — голос Галины задрожал. — Он уверял меня, что мир слишком долго принадлежал смертным. Наша реальность стала порочной, несправедливой и жестокой. Еще немного — и мы убьем сами себя. Он уверял, что мир должен очиститься, и именно я должна очистить его. Проложить дорогу новой жизни для всех нас. Я должна стать создательницей матери нового мира. Благодаря мне он сможет проникнуть в наш мир и очистить его. И я поверила ему. Я создала для него шанс. И за это он вернет мне красоту и одарит бессмертием.