Усевшись в пироги из древесной коры, мы поплыли с карликами по озеру, заросшему папирусом и тростником. Пироги то и дело превращались в санки и скользили по водяным растениям; густая сеть, образованная их корнями, предохраняла нас от опасности завязнуть в иле. Нам понадобилось два дня, чтобы добраться до твердой земли. Когда наконец горизонт, закрытый до сих пор тростником, развернулся перед нашими глазами, Абу-Гурун указал мне на видневшиеся вдали высокие горы с как бы разорванными вершинами.
— Посмотри туда, — сказал он, — вот перед тобой страна Агуглу.
В эту минуту пирога причалила, и я выпрыгнул на гладкий песок, но далекие горы уже скрылись за каким-то выступом. Передо мной был только песок, усеянный розовыми фламинго; они выстроились в пять или шесть рядов, повернув клювы на север, откуда дул легкий ветерок.
IV
НЕВИДИМКИ
Редко путешественник не обманывается в своих ожиданиях, увидев впервые места, которые он рисовал себе в воображении. Но на этот раз действительность превзошла все, что я мог себе представить.
Проснувшись, я захотел познакомиться с горным кряжем, закрывшим горизонт, и сейчас же вскарабкался в сопровождении Абу-Гуруна на нижние уступы горы, состоявшей из наслоений красноватого песчаника. Перед нами, как на ладони, открывалась прерывающаяся горная цепь с ущельями и скалами. Пейзаж был весьма красноречив; местность, очевидно, была совершенно дикая.
Вершины гор имели цвет пережженного кирпича; можно было подумать, что подземный огонь, которому они были обязаны своим происхождением, продолжал их накаливать. Но склоны были испещрены серыми пятнами с вкрапленной в них желтой охрой или перемешаны с красной глиной.
Картина свидетельствовала о величии явлений, совершившихся некогда в этой уединенной местности.
Я был очарован до глубины души. Абу-Гурун, внезапно прервавший мои размышления, заставил меня вздрогнуть.
— За этими горами, — сказал он, устремив на меня свои пронизывающие глаза, — находятся великие озера и бассейн Нила. Золото и слоновая кость чрезвычайно дороги в этих странах, из которых уже с давних пор вывозили ценную добычу. Но склоны гор, на которых мы сейчас стоим, еще не исследованы. Ты первый после меня пройдешь по ним.
Но я одним словом вернул Абу-Гуруна к интересующему меня вопросу:
— Все это для меня совершенно не важно! — сказал я ему. — Я пришел сюда ради Агуглу. Где они?
— Ты их увидишь, — ответил нубиец. — Да поможет нам Бог, когда этот час наступит!..
Его взгляд встретился с моим, и в глазах нубийца я прочел отблеск беспокойства.
Каково было прошлое этого человека? Что делал он в этих горах? Каких опасностей избегнул? Сколько я ни расспрашивал его об этом таинственном периоде его жизни, он не раскрывал рта; если я продолжал настаивать, он переводил разговор на другое и я видел, как кровь начинала у него сильнее биться в жилах на висках. Кому известна его смелость и количество приключений, тот поймет, что, вероятно, он пережил исключительные опасности, если сохранил о них такое яркое воспоминание.
Мы молча присоединились к остальным товарищам. Абу-Гурун с озабоченным видом свертывал пальцами свою вечную папиросу.
Он созвал рассыпавшихся по кустарникам носильщиков, и мы гуськом двинулись вперед.
Наш отряд поднимался медленно; напрягая руки и тонкие ноги, негры карабкались по неровному песчанику, как черные муравьи, нагруженные слишком тяжелой ношей.
По мере того, как мы подвигались, безжалостные горы нагромождали перед нами все новые и новые преграды. Наконец, совершенно измучившись, мы выбрались из ущелья и очутились перед плоскогорьем, покрытым рахитичным кустарником; его оживляли только немногочисленные пучки болотника. Редкие птицы, перелетавшие с камня на камень, имели такой же печальный и несчастный вид, как и сама природа.
Прошло много часов, пока мы добрались до конца плоскогорья. Чернокожие пели хором, чтобы забыть свою усталость. Порой кто-нибудь из них останавливался, срывал сочное растение и покусывал его, чтобы освежить рот.
В конце плоскогорья скала обрывалась широкой трещиной.
Вдали на небе резкими контурами вырисовывались сухие и суровые вершины, с которых осыпались все песчаные слои.
Смотря на гребни, изрезанные в виде зубцов и башенок, я вспомнил рассказ Абу-Гуруна о сказочных дворцах и городах; и в самом деле, под отблеском заходящего солнца зазубренные острые вершины, как бы вырезанные резцом, создавали до обманчивости полное впечатление развалин разрушенного города. Их острия, впиваясь в розовое небо, как бы возвышались над обрушившимися стенами, развалившимися лачугами, сломанными портиками и опрокинутыми оградами — следами какого-то страшного бедствия.