— Красивое имя. Рада знакомству. Позволь и мне представиться: Агапи вар Фламери, кровная дочь Рактия вар Фламери, правителя Драконниды.
Сивкилья наклонила голову, чтобы поближе взглянуть на дерзкую драконью дочь, а я увидела то, что искала. На лбу, где соединялись ремешки, сияла небольшая туманность. Погрузив в неё ногти, нащупала уплотнение и дернула его изо всех сил. Узда распалась на части, а Сивка на глазах стала трансформироваться в демоницу. Белокожая блондинка с гривой золотых кудрей и лирообразными рожками с высоты двухметрового роста рассматривала меня большими тёмно-фиолетовыми глазами, в которых полыхали языки пламени, и поигрывала хвостом, украшенным жалом.
— Ты свободна. Можешь возвращаться в свой мир. Прощай! — сказала демонице и повернулась к калитке.
— Что, и награды не попросишь никакой? — низким хрипловатым голосом спросила высшая. Увидев, что я отрицательно покачала головой, она фыркнула и продолжила: — Не люблю быть неблагодарной. Держи!
Слегка поморщившись, вырвала из шевелюры несколько волосинок, намотала их на свой палец, дунула, сняла и перекинула мне. Над моей раскрытой ладонью парило изящное золотое колечко, переплетённое из тончайших проволочек в замысловатый узор.
— Если занесёт тебя воля великой Вселенной в Преисподнюю и тебе понадобится помощь, просто поверни на пальце, и я тебя найду. Прощай!
Свечение портала, запах озона, а не серы, и прекрасная Сивкилья Бурколо исчезла из моей жизни. Надеюсь, что навсегда.
Глава 8
Сидя за столом, задумчиво закручивала деревянной ложкой, соответствующей эпохе и положению, в глиняной кружке воронку отвара из сушёных ягод. Думала я о Сивке. Досталось бедной демонице. Сколько лет в рабстве была, недостойным людям служила. Помню, даже в сказке описано было, как хлестали её плетью, требуя выполнения приказа: прыгнуть на высоту двенадцати венцов. Всё же интересно, где Иван взял ту проклятую уздечку, что смогла подчинить высшего демона?
По ступеням крыльца прошелестели легкие шаги — царевна из бани возвращается. Окинула взглядом стол, а на нем опять разносолов поляна накрыта.
— Трофим, это ты меня транжирой называл?
— Так гостья же! — отозвался домовой и исчез.
Распаренная, раскрасневшаяся Василиса, сбросив кафтан в сенях, вошла в избу. Влажные волосы девушка закрутила льняным полотенцем. Рубаха, выданная мною, обтягивала полную грудь и бёдра. Хоть сейчас на конкурс «Влажные майки».
— Хороша у тебя банька, бабуня! И отвар замечательный был. А вот сорочка тесновата — дохнуть глубоко боюсь.
— Другой нет, — проворчала я, открывая сундук и доставая платок цветастый из подарков Здеслава. — Накинь!
Девушка набросила на плечи яркий полушалок, развела руки, рассматривая узор и кисти:
— Откуда такая красота у тебя, бабушка?
— Мужчина подарил.
Кажется, и правду сказала, но с самоиронией. Пусть теперь думает — меньше вопросов будет.
— Голодна? Садись к столу.
Ела царевна с аппетитом. Лапши с грибами похлебала, ножку курочки под квашеную капусту заточила, кусок сладкого пирога запила отваром ягодным. Эх, были же времена, когда девицы не морили себя диетами и потели не в фитнес-залах, а на работе по дому, огороду или в поле.
Отщипывая крошки от пирога, рассматривала царевну. Вот двойня с братом, а разные. У Василия каждое движение на зрителя, голос на слушателя: любуйтесь мной, и стар и млад. Прекрасный он. Василиса с виду бесхитростна, двигается естественно, говорит обычно. В чём же премудрость её?
— Что смотришь так, бабушка?
— Да вот думаю, какие вы с братом разные.
— Он и здесь побывал, — не спросила, а констатировала царевна. — Искал?
— Ночевал.
Девушка вздохнула, размотала полотенце, взяла предложенный гребень и принялась расчёсывать подсохшие волосы. Мне же не осталось ничего другого, как со стола убирать, — Трофим при чужих не выйдет.
— Понимаю, что как царская дочь должна выйти замуж за того, на кого батюшка покажет. Но не за Кощея же! — не смогла удержать эмоции беглянка.
— Чем Кощей плох? Царство у него самое могутное во всём Дремлесье.
— Страшный он… и бездетный. Что за семья, если деток нет?
— Как знаешь, что бездетный?
— Не впервой же он жениться собрался. Пятый раз, кажется. Берёт себе жёнку, та как сыр в масле катается: ест на золоте, спит на шёлке. Наряды разные, украшения… Ни в чём отказу нет. Развлекает её, опять же. Охоты, представления лицедейские, шары в небо запускает с корзинами, на лодьях по морю катаются. Только проходит лет десять или пятнадцать, и чахнуть начинает жена. Не нужны ей уже ни шелка, ни бархат, ни увеселения. Теперь не шуты и скоморохи, а лекари вокруг скачут. Помучается лет пять, угасая, и помирает. Снесут в усыпальницу, где такие же лежат, — Василиса помолчала, протягивая гребень по густым золотистым прядям, а потом вскликнула: — Не хочу я судьбы такой! Могу за простого парня пойти, но чтобы люб он мне был. Только…