Айзек Азимов
Баттон, Баттон [Ах, Баттен, Баттен!]
Меня ввел в заблуждение смокинг, поэтому в первые две секунды я его не узнал. Возможный клиент, первый заглянувший ко мне за неделю, и выглядел он прекрасно.
Несмотря на что, что утром, в 9-45, на нем был смокинг. Там, где кончался рукав, были еще десять дюймов узловатой руки и шесть дюймов костлявой ладони. И брюками и носками видна была голая кожа. Но в целом выглядел он прекрасно.
Потом я посмотрел ему в лицо и увидел, что это совсем не клиент. Это мой дядя Отто. Красота кончилась. Как обычно, лицо у моего дяди Отто было как у ищейки, которую ближайший друг только что пнул в крестец.
Моя реакция была не очень оригинальная. Я воскликнул:
– Дядя Отто!
Вы тоже узнали бы его, если бы посмотрели ему в лицо. Пять лет назад, когда его портрет поместили на обложке «Тайм» (это было в 57 или 58), 204 читателя написали, что никогда не забудут это лицо. Большинство добавляли кое-что относительно кошмаров. Если хотите знать полное имя моего дяди, его зовут Отто Шлеммельмайер. Не торопитесь с выводами. Он брат моей матери. Моя фамилия Смит.
Он сказал:
– Торопись, мой мальчик, – и застонал.
Интересно, но не очень понятно. Я спросил:
– А почему смокинг?
Он ответил:
– Взял напрокат.
– Хорошо. Но почему вы в нем утром?
– А что, уже утро? – Он огляделся, потом подошел к окну и выглянул.
Таков мой дядя Отто Шлеммельмайер.
Я заверил его, что уже утро, и он с усилием заключил, что, должно быть, всю ночь бродил по улицам.
Отнял пригоршню пальцев от лба и сказал:
– Я так расстроился, Гарри. На банкете…
Пальцы немного поблуждали, потом собрались в кулак, который начал пробивать дыры в моем письменном столе.
– Но теперь все кончено. Отныне все будет по-моему.
Мой дядя Отто всегда говорит так, с того самого времени, как открыл эффект Шлеммельмайера. Может, это вас удивит. Может, вы думаете, что эффект Шлеммельмайера сделал моего дядю знаменитым. Ну, как посмотреть.
Он открыл эффект в 1952, и, возможно, вы об этом слышали. Если коротко, то он изобрел германиевое реле, которое отвечает на мысли, улавливая электромагнитное излучение клеток мозга. Он долгие годы работал, чтобы встроить такое реле в флейту, так чтобы она играла под воздействием мысли. Тогда все могли бы играть, не нужно никакого умения, только мысль.
Но потом, пять лет назад, парень из «Консолидейтид Армз» Стивен Виленд модифицировал эффект Шлеммельмайера и повернул его. Он изобрел поле ультразвуковых волн, которое через германиевое реле активизировало клетки мозга и убил крысу на расстоянии двадцати футов. И, как выяснилось позже, смог убивать и людей.
После чего Виленд получил премию в десять тысяч долларов и повышение по службе, а главные держатели акций «Консолидейтид Армз» получили и продолжают получать миллионы, когда правительство купило патент и разместило заказы.
Мой дядя Отто? Он получил портрет на обложке «Тайм».
После чего, все, кто оказывался близко от него, скажем, в нескольких милях, могли понять, что у него горе. Некоторые считали, что это потому, что он не получил денег; другие – из-за того, что его великое открытие стало средством убийства людей.
Вздор! Все из-за флейты! Вот что оказалось настоящим гвоздем в стуле его жизни. Бедный дядя Отто. Он так любил свою флейту. Всегда носил ее с собой, готовый продемонстрировать по первой просьбе. Когда он ел, она лежала рядом со столом в специальном ящичке, когда спал – была рядом. о утрам по воскресеньям физические лаборатории университета заполнялись ужасными звуками музыки под неумелым мысленным управлением: дядя Отто исполнял какую-нибудь слезливую немецкую песню.
Беда в том, что ни один изготовитель не желал к ней прикоснуться. Как только стало известно о ее существовании, союз музыкантов пригрозил, что ни один инструмент во всей стране не прозвучит; многочисленные компании по организации развлечений призвали своих лоббистов и выстроили в ряды для немедленных действий, даже старый Пьетро Фаранини сунул свою дирижерскую палочку за ухо и начал делать пылкие заявления для газет и надвигающейся смерти искусства.
Дядя Отто так и не пришел в себя.
Он говорил:
– Вчера у меня исчезла последняя надежда. «Консолидейтид» сообщила, что будет в мою честь банкет давать. Кто знает, сказал я себе. Может, они мою флейту будут покупать. – Когда мой дядя волнуется, порядок слов в его речи меняется от английского к немецкому.
Его слова заинтересовали меня.
– А в чем дело? – спросил я. – Тысяча гигантский флейт, размещенных в ключевых точках вражеской территории, будут исполнять коммерческие мелодии так громко, что…
– Тише! Тише! – Дядя со звуком пистолетного выстрела опустил кулак на мой стол, пластиковый календарь испуганно подпрыгнул и упал. – И ты насмехаешься? Где твое уважение?
– Простите, дядя Отто.
– Тогда слушай. Я пошел на банкет, и там произносились речи об эффекте Шлеммельмайера и о том, как приручить энергию мозга. И когда я думал, что они мою флейту будут покупать, они дали мне это!
Он достал что-то похожее на двухтысячедолларовую золотую монету и швырнул с меня. Я уклонился.
Если бы она попала в окно, конечно, разбила бы его и угодила в какого-нибудь прохожего, но она ударилась в стену. Я подобрал ее. По весу ясно было, что она только покрыта золотом. На одной стороне надпись «Медаль Элиаса Бенкрофта Саффорда» – большими буквами и «доктору Отто Шлеммельмайеру за его вклад в науку» – маленькими. На другой стороне профиль, очевидно, не моего дяди Отто. Вообще не похоже даже на профиль собаки, скорее на свинью.
– Это, – объявил дядя Отто, – Элиас Бенкрофт Саффорд, председатель правления «Консолидейтид Армз».
Он продолжал:
– Как только я понял, что к чему, я встал и очень вежливо сказал: «Джентльмены, чтоб вам подохнуть, не сходя с места!» и вышел.
– И ходили всю ночь по улицам, – продолжил я за него, – и пришли сюда, даже не переодевшись. Вы все еще в смокинге.
Дядя Отто вытянул руку и посмотрел на рукав.
– В смокинге? – спросил он.
– В смокинге! – повторил я.
Его длинное, с мощными челюстями, лицо покраснело пятнами, и он взревел:
– Я прихожу сюда с делом первостепенной важности, а ты только и болтаешь, что о смокинге И это мой собственный племянник!
Я дал огню прогореть. Дядя Отто гений нашей семьи, поэтому мы, умственно отсталые его не трогаем. Ну, разве только не даем ему упасть в канализацию или выпасть из окна.
Я спросил:
– И чем же я могу вам быть полезен, дядя Отто?
Я постарался, чтобы звучало это по-деловому старался установить отношения: адвокат-клиент.
Он немного подождал и ответил:
– Мне нужны деньги.
Ну, он не в то место пришел. Я сказал:
– Дядя, как раз сейчас у меня не…
– Не твои, – сказал он.
Я почувствовал себя лучше.
– Я открыл новый эффект Шлеммельмайера, лучший. Но о нем не будет публикаций в научных журналах. Мой большой рот на замке. Эффект принадлежит только мне. – Говоря, он дирижировал невидимым оркестром.
– Благодаря этому эффекту, – продолжал он, – я заработаю много денег и открою собственную фабрику флейт.
– Хорошо, – солгал я, думая о фабрике.
– Но не знаю как.
– Плохо. – Я солгал, по-прежнему думая о фабрике.
– Беда в том, что у меня слишком гениальный мозг. Я создаю концепции, недоступные обычным людям. Но, Гарри, я не могу придумать, как заработать деньги. Этого таланта у меня нет.
– Плохо, – сказал я и на этот раз не солгал.
– Поэтому я пришел к тебе как к юристу.
Я испустил умоляющий смешок.
– Я пришел к тебе, – продолжал он, – чтобы ты помог мне своим искаженным, лживым, пронырливым, бесчестным умом юриста.
Я внимательно выслушал этот неожиданный комплимент и ответил:
– Я вас тоже люблю, дядя Отто.
Он, должно быть, понял сарказм, потому что побагровел от гнева и заорал: