Народу в переулке было довольно много, и сначала вездесущие мальчишки кинулись ловить и подбирать мое богатство, а потом кое-кто из взрослых помоложе тоже присоединился со смехом к такому приятному занятию. Я успел ногой захлопнуть крышку чемодана, чтобы он не опорожнился до дна, и стоял над ним с индифферентным видом, засунув руки в карманы шортов. С шутками и прибаутками добровольцы быстро сумели собрать все до последнего клочка и, сопровождаемые болельщиками, окружили меня, образовав небольшую толпу. Один предприимчивый молодой человек опустился на колени в песок перед чемоданом и, принимая от каждого по очереди скомканную добычу, быстро разглаживал купоны и, формируя пачки, укладывал их внутрь. В две минуты все закончилось. «Готово, мосье», — сказал он, поднимая и держа чемоданишко бережно и ловко между двумя ладонями. Я пожал каждому руку со словами благодарности, и потом все терпеливо ждали, пока я выгребал мелочь из карманов и оделял каждого монетами, стараясь, чтобы было всем поровну. Предприимчивый молодой человек получил бумажку и гордо смотрел на остальных, как бы говоря нам: «Вот что значит уметь шевелить мозгами». Инцидент закончился ко всеобщему удовольствию.
Я пошел через рыночную площадь, держа злополучную тару под мышкой. Из дверей своей лавки мне призывно замахал рукой наш приятель — ливанец Самир.
— Привет, — сказал он. — Знаешь, в городе не будет сахара месяца два. Я отложил для вас двадцать пачек, а то уже расхватывают.
— Вот молодец, спасибо, я как раз и деньги несу.
Мы еще поболтали недолго о том о сем, условились в следующее воскресенье поохотиться в саванне на страусов южноамериканским способом, используя его вездеход, и я собрался домой. У дверей лавки уже дежурил какой-то шустрый юнец, почувствовав возможность легкого заработка. Он ухватил сумку с сахаром, ловко водрузил ее себе на голову и, насвистывая, пошел впереди меня прямехонько к гостинице. «Интересно, — подумал я, — есть ли на рынке хоть один человек, который не знает, где я живу?» Мои студенты носили книги и тетради тоже на голове, даже если это был только один учебник или одна тетрадь, ручки и карандаши втыкали в волосы, где они держались намертво. Но после того, как однажды я увидел двух дюжих мужчин, которые с кряхтеньем подняли двухсотлитровую железную бочку, наполовину наполненную водой, поставили ее на голову старушке, и старушка не спеша, слегка приседая и цепко переставляя босые ноги, враскоряку ушла вдаль, я перестал чему бы то ни было удивляться.
— Принес? — спросил Виктор.
— Принес, — сказал я.
— Алассан, убери сахар в кладовку, это про запас, говорят, что в городе будет перебой с сахаром.
Выйдя через пять минут из нашей знаменитой душевой, я увидел Алассана не в кухне, а на террасе, переминающегося перед дверью с ноги на ногу.
— Ну, что у тебя случилось?
— Да вот, ваш новый свитер… я очень старался, хозяин…
— Перестарался, что ли?
— Он стал теперь белый-белый.
— Как белый-белый?
— Смотрите сами…
Он быстро сбегал в кухню и принес свитер. Этот нитяной свитер я купил неделю назад из-за его совершенно необычного нежного светло-канареечного оттенка. Сейчас он был снежной белизны.
— Ты чем стирал, горе мое?
— Порошком, хозяин, как всегда.
— Витя, поди сюда, посмотри!
— Ага, — сказал Виктор с удовлетворением, — я же говорил тебе, что такого цвета не бывает.
— Но ведь был?
— Был, да сплыл!
Он посмотрел на наши растерянные лица и начал смеяться. Махнув рукой, я тоже засмеялся. Поняв, что грозы не будет, Алассан заулыбался вовсю, и его широкий приплюснутый нос распространился, казалось, на все лицо. Мы собрались вернуться в комнату, но он продолжал топтаться у дверей.
— Ты чего опять мнешься?
— Хозяин, не могли бы вы дать мне аванс, я тоже хочу запастись сахаром.
— Да ведь я платил тебе три дня тому назад!
— Так уж нету, хозяин. Кончились.
— Ну и ну… Ладно, я сегодня добрый, получишь одну треть вперед.