— Она умирает?
— Ну да. Тут же!
— Алебастр вообще-то не ядовит.
— А! Вот именно! Как раз тут-то вы и не правы. Алебастр разбухает. Если его смочить, он разбухнет. Как только он попадает крысе в брюхо, разбухает и убивает ее наповал.
— Не может быть!
— Крыс надо знать.
Лицо крысолова светилось тайной гордостью, и, поднеся свои костлявые пальцы близко к носу, он принялся потирать их. Клод в восхищении смотрел на него.
— Ну и где же тут крысы?
Слово «крысы» он произнес мягко, гортанно, сочно, будто полоскал горло топленым молоком.
— Давайте-ка посмотрим на крррыс!
— Вон в том стоге сена, за дорогой.
— Не в доме? — явно разочарованный, спросил он.
— Нет. Только вокруг стога. Больше нигде.
— Бьюсь об заклад, что они и в доме есть. По ночам, видно, пробуют вашу еду и распространяют всякие болезни. У вас тут никто не болеет? — спросил он, посмотрев сначала на меня, потом на Клода.
— У нас все в порядке.
— Вполне уверены?
— О да!
— Этого никогда не знаешь. Можно болеть неделями и не чувствовать этого. Потом вдруг — бац! — и готово. Вот почему доктор Арбутнот так привередлив. Вот почему он так быстро меня прислал, понятно? Чтоб помешать распространению болезни.
Теперь он облачился в мантию санитарного врача. Он словно был тут самой важной крысой, глубоко разочарованной в том, что мы не страдаем от бубонной чумы.
— Я чувствую себя отлично, — нервно проговорил Клод.
Крысолов еще раз вгляделся в его лицо, но ничего не сказал.
— И как вы собираетесь поймать их в стоге сена?
Крысолов хитро усмехнулся, обнажив зубы. Он залез в рюкзак и вынул из него большую жестянку, которую поднес к лицу. Из-за нее он посмотрел на Клода.
— Яд! — прошептал крысолов.
Он произнес это слово зловеще.
— Смертельный яд, вот что тут такое! — При этом он как бы взвешивал банку на ладони. — Хватит, чтобы миллион человек убить!
— Страшная вещь, — сказал Клод.
— Именно так! С ложечкой этого поймают — на полгода посадят, — сказал он, облизывая губы.
У него была манера при разговоре вытягивать шею.
— Хотите посмотреть? — спросил он и, вынув из кармана монету в одно пенни, с ее помощью открыл крышку. — Вот! Смотрите!
Протягивая банку Клоду, чтоб тот посмотрел внутрь, он произносил слова нежно, почти любовно.
— Пшеница? А может, ячмень?
— Овес. Вымоченный в смертельном яде. Возьмите в рот только одно зернышко — и через пять минут вам крышка.
— Правда?
— Ну да. Я эту банку всегда на виду держу.
Он погладил ее и слегка потряс, так что зернышки овса внутри мягко зашуршали.
— Но не сегодня. Сегодня ваши крысы этого не получат. Нет, не получат. Вот где нужно знать крыс. Крысы подозрительны. Страшно подозрительные твари — крысы. Потому сегодня они получат чистый вкусный овес, который не причинит им никакого вреда. От него они только толще станут. И завтра получат то же самое. И он будет такой вкусный, что через пару дней все крысы с округи сбегутся.
— Довольно умно.
— В таком деле надо быть умным. Надо быть умнее крысы, а это о чем-то говорит.
— Вы и сами стали как крыса, — сказал я.
У меня это выскочило по ошибке, прежде чем я успел подумать, что говорю, но я действительно не мог этого не сказать, потому что все время не спускал с него глаз. Но на него мои слова произвели удивительное действие.
— Ага! — воскликнул он. — Вот именно! Хорошо сказано! Хороший крысолов должен быть больше крысой, чем любая крыса на свете! Он даже должен быть умнее крысы, а это не так-то просто, скажу я вам!
— Уверен, что не просто.
— Ну ладно, тогда пошли. Я не могу терять тут целый день. Леди Леонора Бенсон просит меня срочно прийти к ней в дом.
— У нее что, тоже крысы?
— Крысы у всех есть, — ответил крысолов и засеменил по дороге, направляясь к стогу сена, а мы стояли и смотрели ему вслед.
Походка его так была похожа на крысиную, что оставалось только удивляться, — медленная, очень осторожная, с согнутыми коленями, и шаги совсем не были слышны. Он ловко перескочил через изгородь, вышел в поле и быстро обошел вокруг стога сена, разбрасывая овес по земле.
На следующий день он вернулся и проделал то же самое.
Через день он пришел опять и на этот раз положил отравленный овес. Но он не разбрасывал его, а тщательно сложил маленькими кучками по краям стога сена.
— У вас собака есть? — спросил он, когда пришел снова, на третий день после того как положил яд.
— Есть.
— Если хотите увидеть, как ваша собака будет умирать в страшных корчах, вам нужно лишь выпустить ее вон в те ворота.