— Ты когда-нибудь видел, как Рамминс спаривает? — спросил у меня Клод.
Я ответил, что никогда не видел, чтобы кто-то по правилам спаривал быка и корову.
— Рамминс делает это особенно, — сказал Клод. — Так, как Рамминс, не спаривает никто на свете.
— И что он делает особенного?
— Тебя ждет приятный сюрприз, — сказал Клод.
— Корову тоже, — сказал я.
— Если бы в мире знали, как Рамминс спаривает, — сказал Клод, — то он бы прославился на весь белый свет. В науке о молочном скотоводстве произошел бы вселенский переворот.
— Почему же он тогда никому об этом не расскажет?
— Мне кажется, этого он хочет меньше всего, — ответил Клод. — Рамминс не тот человек, чтобы забивать себе голову подобными вещами. У него лучшее стадо коров на мили вокруг, и только это его и интересует. Он не желает, чтобы сюда налетели газетчики с вопросами, — а именно это и случится, если о нем станет известно.
— А почему ты мне об этом не расскажешь? — спросил я.
Какое-то время мы шли молча следом за коровой.
— Меня удивляет, что Рамминс согласился одолжить тебе своего быка, — сказал Клод. — Раньше за ним такого не водилось.
В конце тропинки мы перешли через дорогу на Эйлсбери, поднялись на холм на другом конце долины и направились к ферме. Корова поняла, что где-то там есть бык, и потянула за веревку сильнее. Нам пришлось прибавить шагу.
У входа на ферму ворот не было — просто неогороженный кусок земли с замощенным булыжником двором. Через двор шел Рамминс с ведром молока. Увидев нас, он медленно поставил ведро и направился в нашу сторону.
— Значит, готова? — спросил он.
— Вся на крик изошла, — ответил я.
Рамминс обошел вокруг коровы и внимательно ее осмотрел. Он был невысок, приземист и широк в плечах, как лягушка. У него был широкий, как у лягушки, рот, сломанные зубы и быстро бегающие глазки, но за годы знакомства я научился уважать его за мудрость и остроту ума.
— Ладно, — сказал он. — Кого ты хочешь — телку или быка?
— А что, у меня есть выбор?
— Конечно, есть.
— Тогда лучше телку, — сказал я, стараясь не рассмеяться. — Нам нужно молоко, а не говядина.
— Эй, Берт! — крикнул Рамминс. — Ну-ка, помоги нам!
Из коровника вышел Берт. Это был младший сын Рамминса — высокий вялый мальчишка с сопливым носом. С одним его глазом было что-то не то. Он был бледно-серый, весь затуманенный, точно глаз вареной рыбы, и вращался совершенно независимо от другого глаза.
— Принеси-ка еще одну веревку, — сказал Рамминс.
Берт принес веревку и обвязал ею шею коровы так, что теперь на ней были две веревки, моя и Берта.
— Ему нужна телка, — сказал Рамминс. — Разворачивай ее мордой к солнцу.
— К солнцу? — спросил я. — Но солнца-то нет.
— Солнце всегда есть, — сказал Рамминс. — Ты на облака-то не обращай внимания. Начали. Давай, Берт, тяни. Разворачивай ее. Солнце вон там.
Берт тянул за одну веревку, а мы с Клодом за другую, и таким образом мы поворачивали корову до тех пор, пока ее голова не оказалась прямо перед той частью неба, где солнце было спрятано за облаками.
— Говорил тебе — тут свои приемы, — прошептал Клод. — Скоро ты увидишь нечто такое, чего в жизни не видывал.
— Ну-ка, попридержи! — велел Рамминс. — Прыгать ей не давай!
И с этими словами он поспешил в коровник, откуда привел быка. Это было огромное животное, черно-белый фризский бык с короткими ногами и туловищем, как у десятитонного грузовика. Рамминс вел его на цепи, которая была прикреплена к кольцу, продетому быку в ноздри.
— Ты посмотри на его яйца, — сказал Клод. — Бьюсь об заклад, ты никогда таких яиц не видывал.
— Нечто, — сказал я.
Яйца были похожи на две дыни в мешке. Бык волочил их по земле.
— Отойди-ка лучше в сторонку и отдай веревку мне, — сказал Клод. — Тут тебе не место.
Я с радостью согласился.
Бык медленно приблизился к моей корове, не спуская с нее побелевших, предвещавших недоброе глаз. Потом зафыркал и стал бить передней ногой о землю.
— Держите крепче! — прокричал Рамминс Берту и Клоду.
Они натянули свои веревки и отклонились назад под нужным углом.
— Ну, давай, приятель, — мягко прошептал Рамминс, обращаясь к быку. — Давай, дружок.
Бык с удивительным проворством вскинул передние копыта на спину коровы, и я мельком увидел длинный розовый пенис, тонкий, как рапира, и такой же прочный. В ту же секунду пенис оказался в корове. Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и через полминуты все кончилось. Он медленно сполз с коровы. Казалось, он доволен собой.