Ах, этот вечер!
12 июля. 2015
***
Она: ... ну, хорошо-хорошо! *Смеётся* А давай так: если вдруг кто-нибудь из нас умрёт... то мы не будем плакать на могиле.
Он: Это как? Почему?
Она: Потому что если ты кого-то любишь по-настоящему, он не будет лежать в земле. Он останется с тобой навсегда и поселится в твоём сердце. В этом и есть суть любви. Согласен?
Он: Ну допустим... Только это все равно странно. Когда дорогой тебе человек уходит слёз сдержать невозможно.
Она: Это если верить, что он уходит навсегда, но ведь это не так!
Он: Ладно-ладно, пусть так... *смеется* все как-то уж слишком запутанно получается не находишь?
Она: Может совсем быть немного.) Я обещаю, Ларри, я не буду плакать на твоей могиле!
Он: А я обещаю, что постараюсь, не заплакать на твоей...
Она: После смерти мы непрменно встретимся.
Он: Обещаешь?
Она (улыбнулась): Ну, конечно... иначе и быть не может.
***
25 марта 2018 год.
Я вернулся домой. Один. Из головы не шли показанные сегодня новости. Дикторские голоса хором повторяли их, и казалось, били тем самым по моим мозгам. Я сжал пальцами виски, но это не помогло, мысли сами, по своей воле возвращались к проклятым новостям. Я уже жалел, о том, что поехал к Мартину, жалел о том, что вообще выбрался из своего дома. Ничего хорошего это мне не принесло. Телефон разрывался от звонков, но на сей раз, я строго настрого запретил подходить к нему кому бы то ни было. Соболезнования - последнее, что я хочу слышать сейчас. Я дошел до лестницы: впереди сорок ступеней. Опираясь на трость, я с усилием поднимаюсь всё выше и выше, отдыхая через каждые пять ступеней. Я иду к себе... но зачем я вообще это делаю? Потому что так надо? А ведь я не хочу этого, я не хочу возвращаться в комнату, где никого нет. С силой преодолеваю еще несколько ступеней. Вот и дверь. Я открываю ее и зажигаю свет. Здесь все по-прежнему: мой диван, стол, бумаги и прочие вещи, а в углу стоит туалетный столик. Что он тут делает, кстати? Разве мы выносили его? Не порядок. Надо позвать Толлера, пусть перенесет его вниз, или в спальню вернёт, или... пусть уж стоит, где был. Отвожу от него глаза и хромаю дальше, к дивану. Тишина. Сумерки. В это время на город открывается прекрасный вид с балкона. Он весь становится алым в лучах заходящего солнца. Как же она любила сидеть там, на балконной скамейке и любоваться закатом... На секунду закрыв глаза, я явственно увидел ее, сидящую лицом к улице в накинутом на плечи платке, мне показалось, я даже чувствую ее едва уловимый запах... Тоска с новой силой сдавила мое сердце. Стоп! Почему я опять думаю о ней? Почему? Я резко сел. Надо отвлечь себя, да, да, надо забыться! Хорошо, что у меня для этого есть способ. Раньше я себе не позволял такого, но теперь меня лишь это и спасает. Слепо шарю под диваном... Да где же она? Ага, вот! Я открыл бутылку "Бакинского" и уже собирался пригубить, но пить одному, не комильфо, поэтому я вызвал Аннет.
- Позови ко мне Толлера, будь добра. - попросил я. - Мне с ним нужно поговорить.
Аннет послушно скрылась за дверью, хотя я видел, что она догадалась, зачем он мне понадобился. Я же наполнил свою рюмку и почти сразу осушил ее. Легче от этого не стало, наоборот, я стал сердиться, на то, что Толлер до сих пор не поднялся ко мне. Он, скорее всего нарочно так медленно ползет, хотя знает прекрасно, для чего я его вызвал. По мере того, как мое негодование возрастало: я пил, пил, пил, пил, и пил... Пока у двери не раздался кашель. Мой доктор, наконец-то явился и теперь стоял, слегка пошатываясь. Я открыл было рот, чтобы пригласить его, но он заговорил сам, выставив вперед палец:
- Простите мистер, но я больш не пью. Совсем.
Последнее он выделил и очень твердо, чтобы у меня и сомнений не оставалось, на счет твердости его решения. Впрочем, я знаю его достаточно хорошо, и потому догадываюсь, что сейчас он, просто набивает себе цену. Он это любит, чтобы его упрашивали. Я решил ему подыграть и вытащил другую бутылку: "Concers".
- Не-не-не... - замахал он руками. - вы меня не так праильно поньли. Я с вами больш не пью. (На какой-то миг я растерялся)
- Вот как... не пьешь? А почему?
- Я шо не имею права отк..заться? - неожиданно вопросил он. - Имею! Еще как имею! С вами в лёгкую сведёшься... вам шоб оп... просьтите, вам шоб оп-пь-пьянеть, нужно выпить три.. четыре... в общем полтора вам мало, а мне...*ик* боле чем достатчно!
Я молча слушал его, и сам не замечал, того как перелил свою выпивку. Теперь на полу образовалась порядочная лужа. Толлер всполошился и сказал, что сейчас же позовет Аннет, но я отказался и велел ему уйти. Оставшись один, я в некотором отупении смотрел то на лужу на полу, то на бутылку. Потом машинально налил себе рюмку и выпил. До чего дошло только, подумать... Толлер со мной пить отказывается, а уж он-то никогда не против этого занятия, а тут на те... Снова налил и залпом выпил, потом ещё, и ещё. Меньше чем через полчаса бутылка опустела. Тогда я принялся шарить по полу, но выпивки больше не было. Тишина оставалась невыносимой, и более того она раздражала меня вдвойне. (Поэтому я и включил музыку). Сегодня передают репертуар Фрэнка Синатры. Мне повезло, что я попал к его началу. Когда заиграли вступительные аккорды "Unchained melody", мне вспомнился вечер... приятный майский вечер, и лёгкий ветер, который шумел в занавесках. Тот вечер длился так долго, что казалось, будто он не кончится никогда. Внезапно по комнате и впрямь разлетелся какой-то шорох и я открыл глаза. Это легкий порыв ветра шевельнул занавеску и она с шорохом сползла на пол, обнажив картину. Я сейчас же встрепенулся, хлопнул в ладоши и музыка оборвалась. В этот вечер алкоголь действовал на меня очень и очень странно (Он не брал меня). Мартин сказал, что мне пора выходить из депрессии и это однозначно, ведь уже почти месяц прошел... Но чёрт возьми как? КАК я должен это сделать, если все вокруг мне напоминает о ней?! Там, за дверью, наша спальня, в углу стоит её столик, на стене её картина, а в шкафу до сих пор висят платья, которые она так и не надела. Даже эта комната! Это ведь, чёрт возьми, моя комната, а мне тошно в ней находится, потому что ровно всё что здесь есть напоминает мне о нас! Я... я просто не в состоянии избавится от всего этого сам. Руки не поднимаются, выкинуть эту память. ... Это невыносимо! Невыносимо, каждую ночь засыпать и просыпаться утром, с мыслями о том, что того человека с которым я хотел прожить всю жизнь, с которым хотел состариться, больше нет и не будет никогда.