Люси Гордон
Ах, карнавал!.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вспышка молнии озарила комнату. Пьетро подошел к окну и выглянул в ночь.
Он любил смотреть на бурю, особенно когда она так же, как сейчас, блистая молниями, бушевала над его любимой Венецией, над Большим каналом, потрясая громыханием старинные здания. Тем, кто вздыхал по красотам Венеции, Пьетро обычно говорил, что этот город вовсе не такой прекрасный и романтичный, как гласят легенды. Скорее уж это место, где совершались предательства и убийства.
Особенно сильный раскат грома оглушительно грянул над палаццо Банелли и затих вдалеке. И теперь за окном слышались только всплески волн, по которым барабанил дождь.
В слабом свете матовых венецианских фонарей, с трудом пробивавшемся сквозь пелену дождя, Пьетро едва различал мрачные пролеты моста Риальто, смутно вырисовывавшегося справа. Этот мост испокон веков находился рядом с его домом. Трехэтажное палаццо из массивного камня — резиденция старинного графского рода Банелли, — построенное более шести столетий назад, на протяжении всего этого времени было и остается одним из красивейших зданий Венеции.
Когда-то в его просторных залах в роскоши и веселье проводили время благородные синьоры и синьорины. Десятки слуг сновали по коридорам и лестницам. На великосветские приемы, устраиваемые здесь, приглашались только избранные, принадлежавшие к высшей аристократии тех времен…
Теперь все это ушло в прошлое. На сегодняшний день единственным наследником огромного дворца был последний представитель некогда могущественного рода — граф Пьетро Банелли. Он вел весьма уединенную жизнь, никого не приглашая к себе. Единственными живыми существами в замке, кроме него самого, были домработница с поварихой.
Неожиданно в комнате раздалось жалобное поскуливание, и Пьетро погладил по голове сидевшую рядом огромную собаку.
— Все хорошо, Тони, — произнес мужчина, и пес доверчиво прижался теплым боком к его ноге, — это всего лишь гром.
Почесывая его за ухом, Пьетро устремил взгляд в окно.
Было всего девять вечера, но темень такая — хоть глаз выколи, на улицах никого: буря всех разогнала по домам.
Пьетро отошел от окна и подошел к другому, в дальнем углу комнаты, в глубокой задумчивости глядя на ночную Венецию. Это был высокий мужчина, с благородным мужественным лицом, правильно очерченным ртом и глубоко посаженными глазами. Было в нем нечто такое, от чего создавалось впечатление, что этот человек устал от мирской суеты. Ему было года тридцать четыре, но отрешенность, укутавшая его мрачной пеленой, и мрачный тоскливый взгляд делали его похожим на старика.
Неожиданно сидевший рядом Тони насторожил уши и тихо зарычал, повернув морду в сторону окна. Видимо, внимание собаки привлекло какое-то движение снаружи.
— Да нет там ничего. — Пьетро успокаивающе потрепал собаку по вздыбленному загривку. — Ты ошибся.
В этот момент раздался оглушительный удар грома, и черное небо осветила вспышка молнии, ярче которой он в жизни не видел. В ее свете Банелли успел заметить внизу на аллее темную фигуру.
— Ну вот, теперь и мне мерещится всякое… — пробормотал он. — Надо хорошенько выспаться.
И все же он остался стоять, напряженно вглядываясь в темноту. Следующая вспышка выхватила из темноты силуэт женщины — вымокшей и продрогшей, — и через мгновение темнота снова поглотила ее.
Нахмурившись, мужчина открыл окно и выглянул, очень сомневаясь, что увиденное не было плодом его воспаленного воображения. И тут совершенно неожиданно на короткое мгновение сквозь тучи на небе показалась луна, но этого было достаточно, чтобы ясно увидеть фигуру женщины снова.
Она стояла на месте, словно изваяние, и смотрела вверх, на окна. Казалось, непогода нисколько ее не волновала.
Высунувшись из окна, он позвал ее;
— Эй, синьорина!
Незнакомка не шевельнулась, не ответила.
— Эй! — снова крикнул он по-итальянски. — Подождите там, я спускаюсь.
Пьетро не любил, когда его беспокоили, но не оставаться же ей под ливнем! В мгновение ока он оказался у выхода и распахнул массивную дверь.
Он думал, что женщина полетит ему навстречу, но она продолжала стоять безмолвно и без движения, так что ему пришлось чуть не насильно завести ее в дом, не слишком-то заботясь о манерах. Спасение несчастных — дело благородное, но мокнуть из-за ночной гостьи под дождем он не собирался.
С чемоданом незнакомки в одной руке, а другой поддерживая ее саму, он поспешил наверх в свою комнату, где неожиданная гостья без чувств рухнула на диван.
— Боже, боже… — растерянно пробормотал он. Ее срочно требовалось переодеть в сухое. Но как это сделать, если она без сознания? Не снимать же одежду без ее ведома! Но иначе она может получить воспаление легких! Какая досада, что домработница ушла домой! Придется самому позаботиться о бедняжке.
Из ванной он принес теплый пушистый банный халат и большое полотенце. Легкое пальто незнакомки промокло насквозь. Быстро сняв его, Пьетро помедлил: теперь надо было избавить ее от мокрого платья. Он быстро переодел девушку в сухую одежду, стараясь при этом не смотреть на обнаженное тело. Но она была настолько худой, если не сказать изможденной, что это бросалось в глаза.
Переодев гостью в сухой халат, он принялся сушить ее волосы полотенцем. Потом принес одеяла и, положив бесчувственную женщину на диван, укрыл ее.
Что же с ней случилось? Почему она вдруг оказалась одна ночью, в такую бурю?
— Эй, очнитесь! — вполголоса произнес он, легонько похлопав ее по щеке.
Она не шевельнулась. Он озадаченно смотрел на нее. Пожалуй, пара глотков бренди будет ей на пользу. Он подошел к бару и, налив напиток в стакан, вернулся к дивану и поднес его к губам женщины. Несколько капель попали ей в рот, и она, к великому облегчению Пьетро, глубоко вздохнула и наконец-то открыла глаза.
— Вот и хорошо, — произнес он, — ну а теперь допивайте остальное.
Она послушно отпила глоток, потом подняла на своего спасителя глаза.
— Кто вы? — спросил он на итальянском. — Как вы здесь оказались?
— Простите… — проговорила она по-английски. Тогда он тоже перешел на ее язык:
— Ладно, отдыхайте. Вам нужно восстановить силы и выспаться.
Но она не слышала. Ее глаза лихорадочно блестели, она взволнованно пыталась что-то сказать. Однако бедняжка была настолько слаба, что каждое слово давалось ей с трудом.
— Мне не следовало приходить, знаю… это ошибка… но что мне еще делать… может, ты скажешь… но это все равно… ты же знаешь, больше я этого не вынесу…
— Синьорина… — Пьетро попытался успокоить ее, но все было напрасно. Она силилась высказать то, что терзало ее в эту минуту.
— Знаешь, как это бывает? Когда никто не может помочь тебе… и кажется, что вся твоя жизнь — одна большая иллюзия…
От этих слов мурашки пробежали по его спине.
— Да… — выдохнул он. — Я знаю, что это такое.
— И это не кончается, правда?
— Да, это не кончается… — согласился он, нахмурясь.
Пьетро закрыл глаза, чувствуя, как душевные муки снова захлестывают его. Слова этой загадочной незнакомки всколыхнули в нем то, что он так долго и тщательно старался похоронить в своем сердце. Он с такой остротой ощутил ее душевную боль, насколько способна это сделать другая такая же раненая душа.
— И как быть? — спросила она.
— Не знаю… — печально ответил он. — И никогда не знал.
Она подняла на него глаза, полные горечи и боли. Некоторое время они молчали и каждый из них думал о своем. Потом Пьетро спросил:
— Как вы здесь оказались?
Она вопросительно взглянула на него:
— Здесь — это где?
— В Венеции. Вы стояли на улице под дождем и смотрели на окна моего дома.
— Не помню…
— Ну хорошо, расскажете попозже.
Через пару минут он вернулся из кухни и увидел, что она с недоумением рассматривает свое новое одеяние.
— Мне пришлось снять с вас мокрую одежду, в которой вы были, — смутившись, поспешил объяснить он. — Не оставлять же было вас так. Но клянусь, я не… не… ну, вы понимаете…