Хозяева — старички-пенсионеры — брали не очень дорого, по пятнадцать рублей с человека, и Лена не думала перебираться в общежитие, которое находилось совсем рядом с филологическим факультетом.
Район, где жила Лена, был неблагоустроенным, грязным, дороги не асфальтированными. Даже в сухую погоду без резиновых сапог там делать было нечего. А после дождя или ранней весной, когда начинали сходить снега, жители Нахимовки (так называли свой район обитатели улицы Нахимова и прилегающих переулков) и случайно оказавшиеся там обитатели выросших неподалеку блочных домов, героически, с присущим нашему народу энтузиазмом, преодолевали препятствия из разлившейся, подобно морю, воды и сопутствующей грязи, для разнообразия заполненной как выброшенными из окно предметами домашнего обихода, так и оставшимися от строителей обломками битого кирпича и бетонными блоками. Представьте себе картину: ты идешь по тропинке, стараясь прижиматься поближе к заборам, и один неуверенный шаг и мир может навсегда потускнеть в твоих глазах. Тот, кто хоть раз в жизни искупался в здешней отнюдь не лечебной грязи, поймет, что значит быть сталкером…
Один раз, еще на первом курсе, я был в гостях у Лены Зверевой. Ходил к ней на день рождения. Правда, без подарка… Потом Лена не один аз приглашала меня, но я не спешил наносить ей дружеский визит, справедливо считая, что жизнь и здоровье дороже, нежели аппетитный, испеченный руками Лены медовый пирог. А готовить разные вкусности Лена умела. А я, соответственно, любил сладкое. Однако приходилось жертвовать желудком ради сохранения жизни…
— Не беспокойся, Елена, — сказал я, — ты не утонешь. Есть такая субстанция, которая не тонет…
Лена ничего не ответила, лишь бросила на меня взгляд, обещающий скорую расправу.
Трамвайная остановка находилась в двух минутах ходьбы до филфака. По пути к остановке я немного отстал от девушек, чтобы потереть лицо снегом. Такая примета — если умыться первым снегом, то зимой не будут страшны сорокаградусные морозы. Вот и еще один осколок древних поверий…
Умывшись, я слепил прочный комок и запустил в Лену Звереву. Снежный снаряд со свистом рассек воздух и угодил Лене аккурат пониже спины.
— Ты что, совсем озверел? — зарычала Лена.
— Звереть — твоя привилегия, — ответил я, лепя еще один комок. — Ты у нас Зверева…
И запустил комком в Лену. Но не попал — она успела увернуться.
— Не буди во мне зверя, — грозно сказала Лена.
— А что будет? — самым невинным тоном спросил я. — Он испугается и убежит?
С этими словами я схватил пригоршню снега и, подойдя к Лене, прижал ей к щеке. Лена взвизгнула, отскочив, как будто ее окатили кипятком.
— Сейчас получишь, — грозно пообещала мне она.
В ответ я нагло слепил еще один снежный комок и бросил в Хрусталеву.
— Ты у нас сейчас допрыгаешься, — пообещала мне Хрусталева.
— Ага, — ответил я, продолжая лепить очередной комок.
— Брось снег, — сердито сказала мне Зверева, которой комок угодил в голову.
— В смысле?
— Без смысла, — ответила Зверева. — Просто мне кажется, — обратилась она к стоявшей рядом Хрусталевой, — что наш Андрюшенька давно не ночевал в сугробе…
— По-моему, тоже, — подтвердила Хрусталева, улыбаясь белозубой улыбкой голливудской кинозвезды.
— И мы должны немедленно восстановить справедливость, — резюмировала Зверева. — Окружай!
И тут я понял, что влип. Бежать было некуда — впереди меня Зверева с людоедским выражением лица, позади — Хрусталева с белозубой улыбкой. Слева — металлическая решетка, за которой — сквер. Справа — глухая стена дома. И никаких шансов прорваться! И почему я не догадался затеять игру в снежки в более подходящем месте, где было больше оперативного простора?
Перспектива искупаться в сугробе меня не устраивала. Пусть даже у двух прекрасных Елен нет садистских наклонностей, а сам процесс напоминает невинную детскую игру…
— Может быть, не надо? — попытался я уладить конфликт мирным путем.
— Надо, Вася, надо, — сочувственно изрекла Зверева. На ее губах по-прежнему играла людоедская улыбка, как у незабвенного Лаврентия Павловича, когда он вместе с Иосифом Виссарионовичем стоял на Мавзолее.
Удивительно, как быстро Зверева умеет перевоплощаться! Ей бы в театральный идти, а не на филфаке учиться…
— Двое на одного нечестно, — предпринял я еще одну попытку избежать купания в сугробе.
— Честно-честно, — ответила Зверева. — Правда, Лена?
— Правда, — ответила Хрусталева, продолжая белозубо улыбаться. Надеюсь, она не станет, подобно вампиру, вонзать мне зубы в шею, когда я окажусь в сугробе?