Птенец.
- Что ж это деется? - взлетел над толпой чей-то голос, сердитый, женский. - Чего пугаете ребятенков, злыдни?!
Поварша легко раздвинула людей крепко сбитым телом, вышла вперед и
Толпа заволновалась:
- Чей-та это она? Рехнулась?
- Цыц, дурень! Глянь-ко, он же и впрямь боится!
- Ишь, вцепился - не оторвешь.
- Защищает. Помнишь, как сторожников сын сестренку от преступивших так прятал?
- И впрямь - малой ведь еще. Малые.
- Чего его приволокли-то?
- А кто их знает, магов.
- Вельхо только дай дракона-то!
- Ага, тут же на части порежут...
- Вот больших бы и ловили! Ребятенков на что хватать?
- Весь поранетый, гляди-ка...
- Чешую общипали, злыдни, на амулеты небось.
- Жалко...
- Слышь, остай Пало! Вели своим отнести ребятенка где взяли! Нечего дитев из дому воровать!
- Не дело!
- Во-во! Только полечить сперва!
И Пало понял, что он никогда не поймет людей.
Разбираться с парой вельхо, вдруг подавшихся в драконоловы, пришлось здесь же, на полигоне. Люди, так же внезапно превратившиеся в драконоверов и всей душой сочувствовавшие "малышам", не поняли бы, если бы "господа вельхо" уединились вместо принародного объяснения своих непонятных поступков.
Разбирательство пришлось совмещать с лечением драконенка. Точнее - с отмыванием, потому что пытаться лечить грязную кожу может лишь скорбный разумом. Еще точнее - с уговорами, потому что несмотря на мягкие голоса, отсутствие атак и сердитые попытки "внучки" выбраться из-под своего живого щита, этот живой ком разжиматься в отказывается.
Кроме того, на полигон постоянно приходили новые сограждане, привлеченные разговорами о прибытии новых драконов в их многострадаль... счастливый город. А поскольку новички желали быть в курсе всех новостей, то было шумно.
- Да это не мы его так! Пало, скажи им!
- Слышь, а что тут деется? Ты гляди, и взаправду - дракончики. Ой, какие маленькие...
- Мы его таким уже нашли!
- Поэтому и забрали...
- Во как обнял сестренку... Вот бедолага.
- Да это не сестра, это наша, местная девчоночка.
- Как?!
- Напугалась, вот и...
- Не может быть! Это что, это мы все что ли, так можем?
- Может, и можем. Моей теще, к примеру, и превращаться особо не надо... А кто ее напугать попробует - ну что ж, легкого им пути к Пятерым.
- Слышь, малой, ты не бойся, мы того... мирные... вот, хлебушка хочешь?
- Одурел - дракону хлебушка? Ему мяса подавай.
- Где я тебе тут мясо возьму? Хотя...
- Малыш...
- Бесполезно. Он людям не поверит. Я бы на его месте после такого спалил бы на месте любого человековидного. А мага - в первую очередь.
- Что ж там за дрянь творится?
- Похоже на торговцев запрещенным товаром.
- Думаешь, они этот товар растят, а потом...
- Ага.
- Вот! Мясо! - врывается торжествующий вопль, и под нос нервно шарахнувшему дракончику суется рука, сжимающая нечто красное, капающее... - Солонинка, правда, но свежая.
Драконыш жмурится и отворачивается.
- Эх... - расстраивается доброжелатель. И исчезает, оставив, впрочем, "солонину".
- Малыш, ты нас понимаешь? Мы хотим помочь. Тебя надо помыть, без этого нельзя вылечиться. А тут холодно... давай ты отпустишь девочку и зайдешь во-н туда? Там тепло...
- Не понимает он. Давай "чисткой" хоть пройдемся, а то мало ли, что там в этой земле за зараза.
- Действуй. Только...
- А вот сласти есть! Мед! - доброжелатель снова материализуется, с маленьким бочонком наперевес. - Мед будешь, малой?
На мед "малыш" тоже не реагирует. И на пиво, которое принес какой-то "хлебнувший для храбрости" - тоже. Судя по виду этого второго бочонка, храбрости в дарителе плескалось немало... примерно на треть содержимого.
- Эххх! Чем его угостить-то?
Бардак. Пало устало косится на обреченно замершего драконыша. В таком доме скорбных разумом сам вельхо тоже отказался бы признаваться в чем бы то ни было.
- Я наложил обезболивающее. Теперь можно чистить...
- Только осторожнее!
- Тьфу на вас! - поварша, исчезнувшая было из поля зрения, вновь появляется, с чем-то белым. Кажется, сыром. Мягкий здешний сыр знаменит на весь материк, если драконыш откажется и от него, значит, пора бить тревогу и звать всех лекарей - их невольный гость пострадал куда сильней, чем кажется.
Пало аккуратно касается своего самого любимого Знака. Пусть он не лечит, а всего лишь снимает боль, обманывая тело, но слишком хорошо вельхо знал, как нужен телу такой обман... Под мягким касанием золотого света драконыш дергается, но не двигается.
- Там еще драконы были?
- Э-э... не видел... зачем?
- А что, так их там и бросить?
- Ты хочешь сюда их притащить? - Коготь с интересом поднимает брови. - А горожане что скажут?
- Вот спросим - и скажут. А не захотят, - Пало понижает голос, - так наш градоначальник пригласил ведь в город двоих драконов. Явятся - отдадим их потерянных детишек...
- Четырнадцать.
- Что? - Пало еще поворачивает голову к Когтю, когда до него доходит: говорит не Коготь. И не Гэрвин. Это совсем новый голос, хрипловатый, с отчетливыми рычащими нотками и странным придыханием.
Драконыш.
- Нас там четырнадцать, - повторяет драконыш. - Было пятнадцать, но... вы правда хотите помочь?
- Конечно.
- Не понимаю...
Но, если драконыш и хотел прояснить ситуацию, ему не дали.
- Ах так ты разговариваешь?! - послышался голос из-под его крыла. - Ты умный?! А ну тогда отпусти нас сейчас же!
Женщины реже получают от Пятерых магический дар. Но боги компенсируют это другими способностями, как-то: повышенной наблюдательностью, очень развитым терпением, внешней привлекательностью, в конце концов. Наблюдательность, к сожалению, срабатывала больше на отслеживание личной жизни знакомых, а также на то невообразимое и непредсказуемое множество вещей и понятий, которое женщины в совокупности зовут "модой"; терпение изменяло в самый неподходящий момент, а внешняя привлекательность могла обернуться и крупным недостатком, но! Одно качество особ женского пола Пало высоко ценил и немного опасался. Гэрвин, которому повезло иметь сестер, бабушек и племянниц, называл это "выедание мозгов". Пало с данным термином не соглашался, но сейчас готов был пересмотреть свою позицию.
Просто пронаблюдав происходивший перед глазами процесс.
Бедный дракончик, который намертво уперся и не поддавался, когда его уговаривали вместе три вельхо, один драконовер и целая толпа дичков, сдался перед девицей неполных семи лет (или восьми?), стоило ему услышать безапелляционное требование отпустить. Отпустил мгновенно, ошалело поджал крылья и растерянно застыл, глядя, как его кратковременная подопечная отряхивается и поблескивает коронкой. И еще успевает допекать своего защитника!
Как, ну вот как это называется?
Откуда у малявки такое самообладание?
Выползла же вся перепуганная, глаза по блюдечку, казалось, Штушу своего вот-вот придушит, не со зла, а просто потому что вцепилась в него со страху сильнее, чем в соломенную куколку...