- И ты один живешь?
- Почти. - про тетку, которая возжелала московской прописки и вселилась в мою хрущевку вместе с мужем и детьми, я сейчас объяснять не буду. Нефиг сознаваться в собственном идиотизме. Размяк тогда, поверил, что нужен кому-то...
- Не повезло тебе. Понятно теперь...
- Что понятно?
- Почему ты такой... ощетиненный. Даже на пенсионерках бизнес делаешь.
- А почему нет, собственно? Я никого не обворовываю, не граблю, по голове не луплю.
- Только обманываешь.
- И что? Каждый человек выживает, как может.
- Только то, что выживает, иногда уже и человеком не назовешь.
- Слушай, правильный ты наш! Объясни мне, почему я должен кого-то жалеть? Почему, а? Мать вечно гробилась в своей школе, даже на выходных таскалась посещать чьих-то родителей чьих-то детей. Вечно присматривала по-дружески за детьми подруг - кое-кто у нас по полгода жил! Хоть одна подруга хоть раз меня в детдоме навестила?! Когда моя бабка с отцовской стороны чуть не загнулась от перитонита, кто ей кровь сдавал, редкую, четвертой группы? Мама моя! А бабка потом, после маминой смерти, подсказала отцу, как меня в детдом сплавить...
На словах все так правильно выглядело! Все такие хорошие и правильные' Один я гад получаюсь, да?
- Я же говорю: тебе не повезло. Только знаешь... Эркки тоже, наверное, считает, что он во всем прав и ни в чем перед нами не виноват.
- Еще раз сравнишь меня с этой сволочью...
- И что?
А правда - что? Мне невольно стало смешно. Нашли о чем спорить два доходяги, которые не в состоянии голову повернуть.
- Ладно, проехали.
Он не ответил.
- Слав... Черт... больно как... Слав... ты чего молчишь?
- Макс... - после паузы послышался очень удивленный голос. - Макс... у меня, по-моему, чешуя на руках растет...
Глава 8.
Ничего не понимаю!
- Что?! Какая еще че... - я осекся.
Хотя чего тут удивляться... Меня уже давно кроме боли мучило странное двоение в глазах и на редкость отвратное ощущение, что камеру качает, а я сам становлюсь то меньше, то больше... Бредово звучит, но это и правда казалось удивительно противным - что потолок то резко надвигается (так, что я могу различить дохлого паука на пятне плесени) то снова уносится куда-то в высоту. Больше-меньше-дальше-ближе... гадость. Бред, глюк...
А Славка-то послабей меня по здоровью.
Удивительно, что его только сейчас "накрыло".
- Глаза прикрой, - посоветовал я. - Легче будет...
- При чем тут... Макс, я серьезно. У меня на руке чешуя.
Я попробовал повернуть голову. Зря попробовал. Камера качнулась особенно противно. К горлу подкатила тошнота. И застрявшая в груди боль стала растекаться по телу, скручивая судорогой мышцы...
Черт-черт-черт. Я хватанул губами воздух. Был бы я один - хоть поорать мог бы. Или если бы Славка расклеился. Но он, видно, за эти пару лет к боли привык. И орать при нем... Отвлечься надо. Отвлечься. О чем он там говорит? А, чешуя... на руке.
- Как же ты ее... видишь? Сам же говорил - руки не поднять.
- Я и не поднимал. Просто упал так, что она почти перед глазами. Сначала это было как рисунок, он будто под кожей плавал, так странно... Я думал - бред, не сказал ничего. А теперь рисунок пропал, зато кожа очень сильно чешется, и чешуйки. Мелкие... растут... у тебя нет?
- Я себя не вижу.
Я подумал. А может, это не такой уж и бред? Мирок-то здешний с приветом. После драконов и моментального лечения неходячего инвалида путем хождения по горячим углям можно еще и не в то поверить. И эта девчонка...
- Думаешь, это она нас чем-то заразила?
- Чем?
- Не знаю. Как в фильмах про оборотней. Знаешь? Если он тебя укусит...
Славка то ли поперхнулся, то ли фыркнул:
- Ты еще скажи в кино про зомби. Кого укусят, тот умрет и станет таким же.
- Другие версии есть? - судорога, подергав по очереди все мышцы, откатилась.
Славка помолчал.
- Что-то в этом есть...
Угу. Выбор у нас есть. Интересный такой выбор. Помереть или превратиться в "неведому зверушку". Шикарно просто. Не знаешь, что и лучше.
- И кем мы станем? Кто у нас чешуйный? Змеи там... может, ящерицы?
- Они мелкие.
- Как раз по... - ух, как голова кружится... - по тебе. Хоть удерем. Они, говорят, в любую щель пролезут.
- Было бы так просто - она бы давно удрала.
Да, девчонка-то тут осталась! Значит, про всякие щелочки можно забыть.
- Может, кем-то покрупнее станем?
- Крокодилами? Динозаврами?
- Драконами.
Потолок опять надвинулся, и я торопливо закрыл глаза. Вот же мерзость. Драконами... Вот и договорились. До полного бреда...
Или не бреда... черт! Боль снова вгрызлась в тело, отобрав и слова, и догадки, и даже дыхание. Болллль... невы... невыносимая...
- Что? Макс! Макс, что?
Ответить удалось только спустя вечность.
- Ннне... не кричи... не... пожалста...
- Что с тобой?!
- Н-ничего... судорога... крутит.
- Я не понимаю...
- Я тоже, - сквозь зубы прошипел я, пережидая очередную судорогу. - Сейчас...
Она все не отпускала - такое впечатление, что кто-то огромный решил выкрутить меня, как выстиранные простыни. Ноги, потом спину... шею... а голову, кажется, решил проткнуть. Или оторвать. Я все ждал, когда она кончится, сцепил зубы так, что во рту что-то хрустнуло, терпел и ждал...
Только она не кончалась. Жгла и жгла... огнем.
Потом что-то резануло по глазам - светлое, очень светлое.
- Макс!
И... и, кажется все...
Тесно. Давит. Плохо. Больно. Пло...
Тесно!
Твердое - скорлупа? - проминается под ударом. Приятно. Смешно. Еще раз! Твердое ломается, разлетается в осколки, и что-то тяжелое рушится на спину. Неприятно. Ломать, ломать, ломать! Все тут ломать! Мешает!
Как хрустит. Нравится. Мне нравится. Еще ломать! Хорошо!
На спину падает что-то мелкое, светящееся-внутри. Поддеваю его носом. Смешной. Верещит и брыкается. Их тут много таких, мелких. Тускло светятся. Суетятся и кричат. Колются. Глупые.
А рядом есть еще один-как-я. Большой и внутри-горячий. Только он пока спит. Толкнуть?
Арраурррррр! Больно! Еще одна светящаяся-мелкая, что она делает? Больно! И горячая. Немного-горячая. Что ей надо? Не сметь трогать меня!
Отстань, плохая!
Твердое наконец ломается совсем, становится светло сверху. Здесь белое-хорошее, я с наслаждением окунаю в него голову... оно прохладное и мягкое. Хорошо. Нагрести бы его полные крылья. Но его так мало...