Однажды, зайдя за насыпь, я увидел голого солдата. Он сидел на земле и с остервенением царапал свое тело. Дикие от невыносимой вшивости, боли и унижения, его глаза с мольбой смотрели на меня. Вокруг, насколько можно было окинуть взглядом, валялись выброшенные предметы военного обмундирования. Здесь же лежала одежда самого воина. Она была во вшах. Он то выковыривал их со складок, то снова начинал царапать себя. Его тело было в кровавых полосах. Казалось, еще секунда и он вскочит и побежит куда глаза глядят. Только бежать ему, да и всем нам было некуда… Хорошо было бы в горячую баньку, попариться, помыться с мылом, на худой конец, хотя бы в речку. Но не было рядом ни бани, ни речки, а был песок, даже и не песок, а какая-то серая сыпучая земля. Хотелось от беспомощности кричать, топать ногами, стрелять из автомата, кого-то бить по морде за все то, что здесь происходило! Только все это было из области нашей советской военной фантастики.
Солдаты довольно долго верили нам, что скоро будет лучше, но пришло время, когда призывы к стойкости и терпимости стали пустым звуком.
Нельзя сказать, что в части ничего не делалось по улучшению условий жизни. Делалось много, но возможности командования и тыловых служб полка в тех условиях были весьма ограничены. Купить недостающие предметы, имущество, продукты у местного населения не разрешалось, да и не было на это средств, а поставки из Союза осуществлялись очень медленно. Кроме того, колонны, доставляющие нам все необходимое, постоянно подвергались вооруженному нападению со стороны душманов. Мы, офицеры, понимали, что для обеспечения всех частей 40-й армии всем необходимым нужно определенное время, что это очень длительная и трудоемкая задача, поэтому и терпели. Но многие солдаты этого не понимали, да и не хотели понимать. Нам была поставлена задача: учитывая сложное экономическое и политическое положение в стране, не прибегать к материальной помощи афганцев, обходиться во всем своими силами. Напротив, по возможности, оказывать местному населению помощь, тем самым подтверждая не на словах, а на деле, что мы пришли не грабить страну и ее жителей, а дать им все, что есть у нас, дать им счастливую, спокойную и богатую жизнь, как у нас в стране. Ну а то, что у нас пока не все хорошо, это временные трудности. К слову сказать, наша часть стояла рядом с линией электропередачи, но мы не имели права подключиться к ней и провести в палатки электричество. Поэтому все два года службы пользовались для освещения палаток, ПХД, как правило, керосиновыми лампами.
Пищу готовили в полевых солдатских кухнях. Много прошло времени, пока повара приспособились к ним. Все мечтали о вкусной, сытной пище, но даже та, которую готовили, постоянно выдавалась с задержками, была безвкусной и однообразной. Готовили в основном картофельное пюре — «клейстер», как метко обзывали солдаты это блюдо. Пюре-концентрат при правильном соблюдении технологии приготовления должно было быть вкусным. Но никто из поваров, сколько бы ни пытался, ни разу его не приготовил так, как было нужно. Получалась серая и невкусная жидкая масса. Когда в это блюдо добавлялись консервы, солдаты вылавливали кусочки рыбы или мяса, съедали их, а «клейстер» вываливали в ямы.
Офицеры и прапорщики питались из одного котла с солдатами. Через некоторое время многие стали жаловаться на боли в желудке, усталость, недомогание. Появились сначала единичные, а затем и частые случаи заболевания военнослужащих гепатитом, брюшным тифом, малярией и другими болезнями, о которых у себя в стране мы даже и не слышали. Первоначально больных гепатитом, после излечения в госпитале, оставляли дослуживать в Союзе. Но стали известны факты, когда здоровые солдаты покупали у заболевших гепатитом солдат их мочу. Порция стоила 25 чеков. Ее пили, чтобы тоже заболеть и вырваться из Афганистана. Шли на все, лишь бы избежать настоящих и будущих трудностей и остаться живыми. Медики проводили беседы с личным составом, разъясняли, что гепатит в дальнейшем обязательно отразится на их потенции, что лучше соблюдать личную гигиену и не болеть. Но больных меньше не становилось. Каждый день военно-транспортный самолет поднимался с Кандагарского аэродрома, унося в Союз десятки больных. Все они улетали с чувством радости от возможности хоть на какое-то время передохнуть от боевых действий, просто пожить в человеческих условиях. И, несмотря на то что теперь после болезни солдат и сержантов возвращали снова в Афганистан, госпиталь был для многих некоторой счастливой отдушиной в той кошмарной жизни. О последствиях заболевания тогда не думали, больше думали о том, что, возможно, этот незапланированный «отпуск по болезни» сохранит жизнь. Ведь на войне секунды решали судьбу. Никому не хотелось погибать. Каждый мечтал о возвращении домой.