Тося зажмурилась, закачалась из стороны в сторону и даже стала легонько тонкими пальчиками-веточками выстукивать в воздухе какую-то мелодию.
— Ой, где мы, а где кипарис? — съязвила соседка слева Рябина. Она была толстая, в веснушках и с ужасно задиристым характером.
— Так Дуб же не в сестру нашу влюбился, а в человека! — уточнила Сильва.
— В человека? — Тоська даже рот раскрыла от удивления.
— Да, в девушку во-о-он из того подъезда, — осина показала на ближайший к Дубу дом.
— Она в это время обычно выходит на работу. Вот старик и волнуется! — снова, хихикая, загомонили березки.
Просигналил домофон, и из подъезда, к которому были прикованы десятки зеленых глаз, вышла молоденькая девушка. Впрочем, слово «вышла» — это не про нее. Она… проявилась! Грациозно выплыла из материального строения и нематериально растворилась в бушующей красоте весеннего утра.
Все, к чему она прикасалась своим удивленным и восхищенным взглядом, расцветало и наполнялось живительной силой.
А когда взгляд достиг и Тосиной макушки, та вдруг почувствовала невероятную сладость и распушила, растрепала листочки, подставляя их ласковому прикосновению исходившего от девушки восхищения.
Раздался щелчок. Тося вздрогнула и с недоумением уставилась на странную черную коробку.
— Что это было?
— Да это фотоаппарат, не бойся! — буднично махнула рукой осина. — Она им все снимает. Ну, собирает в этот ящик моменты жизни.
«Она волшебница!» — восхитилась молча Тося, а вслух обратилась к сестрам:
— А про какое внимание говорил Дуб?
— Да девушка эта… как же это ее зовут? Ах, Юля-Юлия! Так вот она всегда, проходя мимо нас, голову поднимет и радостно нам всем улыбнется. А на старика вообще никогда не смотрит.
Березки в который раз дружно расхохотались.
Тося недоуменно пожала плечами и тихонько в сторону бросила:
— Глупые они какие-то! Вроде намного старше меня, а в любви совсем ничего не понимают.
Березки стали толкать друг дружку под локотки:
— Смотрите, смотрите! Ой, он сейчас в обморок от чувств упадет!
Тося развернулась и глянула на старика Дуба.
Тот замер и, почти не дыша, смотрел на Юлю, которая как раз проходила под его вековыми ветвями.
Время остановилось. Юлия медленно плыла. Старик, не мигая, провожал взглядом непослушные кудряшки и широко раскрытые, удивленные глаза. Стариковское зрение уже притупилось, но сердце Дуба было по-прежнему большим и могучим, способным на самую сильную и пламенную любовь.
Юлины глаза смотрели не на него. Они были устремлены куда-то вдаль, где расстилался широкий горизонт и бескрайние возможности необъятного мира. И он позволил себе тихонечко — она ведь, конечно, ничего не заметит! — прикоснуться шершавой ладонью к развевавшимся от свежего ветра волосам.
— Пусть бы она почувствовала! Хоть разок! — тихонько взмолилась в сторонке Тося и воздела вверх тоненькие ручки. Ее нежное березовое сердце разрывалось от сочувствия старику.
И внезапно… Юлия вдруг остановилась. Удивленно покрутила головой по сторонам. Пожала мягкими плечиками. Сняла с плеча фотоаппарат и поставила его на скамейку. И вдруг высоко подняла голову и, слегка прищурившись, стала вглядываться в гущу листвы. А потом радостно засмеялась, схватила фотоаппарат и стала кадр за кадром щелкать великолепный старый Дуб, который почему-то до сих пор не замечала.
Никто не увидел, как из маленьких стариковских глаз выкатились две прозрачные слезы. Как тонкие морщинистые губы дрогнули в бесконечно счастливой улыбке. И как все стариковское тело задрожало от счастья, которого он уже давно перестал ждать.
Но Тося увидела. И пообещала себе запомнить этот миг навсегда. И приняла решение посвятить свою жизнь всем фотографам мира.
Ведь они настоящие волшебники. Они умеют останавливать время и запечатлевать Любовь.
Красотка
Уже не первый раз Пиджак подглядывал за девочками из соседней секции. Все эти строгие и цветастые жакеты, блузы, блейзеры и безрукавки будили в нем странные чувства.
— Как бы я хотел висеть вооон там, рядом с этой прекрасной розовой с рюшечками красоткой!
Пиджак сглотнул. Когда он видел розовощекую, цветущую, кровь с молоком, атласную блузку, у него всегда случалось временное помутнение разума, и он ни о чем больше не мог думать, кроме как дотронуться до ее верхней, в тон ткани розовой пуговке с золотистым ободком.
— О, смотрите, вот этот пиджак точно подойдет! Давайте-ка примерим.