«Дойду. Должен дойти».
Трак завелся, фыркнул, обдав на прощание выхлопным газом, и медленно покатил по шоссе. Переваливаясь на съезде, свернул на грунтовку. Бликуя на солнце глянцем красной кабины, трак удалялся в марево каменистой пустыни.
«Не сожгли машину. Хоть и далековато до Спарты».
Энтони переживал, что фуру спалят здесь же. Грэг боялся совсем другого. Впрочем, сгори грузовик, и все остальное накрыло бы пеплом.
Их наскоро обыскали, отобрав у мужчин кинжалы. У Грэга не оказалось даже перочинного ножа.
–Нас вы знаете. Мы – мирмидоняне, воины непобедимого Ахилла, сына Зевса.
«Непобедимого, да еще и Зевса! Прав Энтони, у этого парня явно не все дома».
– Идем в Спарту. Кто дойдет – будет илотом. – Краснополосый рубил воздух ребром ладони. – Кто не дойдет – останется в пустыне.
– Работы много. Кто работает хорошо – станет как мы, воинами. Усекли?
Захватчики оседлали лошадей и разделились. Одни потрусили по грунтовке вперед, остальные повели беглецов.
– Эх, не добрались мы до порта.
– А говорили, эта дорога точно свободна.
– Говорили-говорили, да Ахилл и сюда грабли дотянул…
– Тише ты, дура.
– В зеркале дуру увидишь.
Шли ходко, но народ берегли, не гнали. Девочка задремала, положив головку Грэгу на плечо.
– Ничо, бабоньки… Говорят, и в Спарте люди живут. Кормят досыта.
– Говорят, что кур доят. Кто говорит-то? Кто к Ахиллу попал – никто назад не вернулся.
– Да закрой ты пасть! Услышат.
– Ничо… Всяко лучше, чем у церковников. Или у амазонок. Мне к амазонкам нельзя, никак нельзя… А вы уж, бабоньки, меня не обидьте. Как обживемся, наведаюсь в гости.
– От, пердун старый! Тут живыми бы добраться!
– Приходи-приходи, посмотрим. А то только языком горазды.
– Можно и языком, милая, это кому как нравится.
Разговор сбился на блудливый треп. Грэг осторожно поменял руки. Малышка так и не проснулась. Девичий локон щекотал царапину на лбу, но Грэг терпел.
«А Сильве бы уже исполнилось пять. В прежние годы пошла бы в школу…
Перед глазами возник недовольный Энтони.
– Тебе стоит это прекратить, дружище. Хватит жалеть себя. Хватить течь, как сучка. Не будь размазней. У тебя есть дело, ты сам так решил. Верно?
– Верно, – согласился Грэг».
Тень выщербленной скалы встретила путников расседланными лошадьми, желтой кукурузной кашей и водой.
– Тебя как звать?
– Ми-ия, – протянула девчушка.
– Кушай, Мия, – Грэг поставил пластиковую миску.
– Ого, бабоньки. А музыкантик-то не промах. Малявке взрослую пайку отсыпали. Почитай, за двоих лопать будет.
– Заткнись, балабол. Видишь, человек устал.
– Все устали.
– Ага. Работники им нужны, как же. Чегось тогда машину угнали? Зачем ноги бить? Ехали б как раньше…
Грэг покосился на разлегшихся поодаль охранников. Белые тораксы неотличимы друг от друга: одинаковые кубики пресса, идентичный обвод грудных мышц. На болтовню пленников внимания не обращали.
– Машины? В Спарте? Шутишь, милая? Забудь. Хочешь, я тебя потом покатаю, на своей розовой лошадке.
– Заткнись, а то зубы выбью. Балабол. Сколько можно…
«На территории Спарты Ахилл запретил авто. Машины разбирают на металл. Куют доспехи, оружие, инструмент. Разведка докладывает, освоили штамповку кирас. У психа нет доступа к топливу, а покупать Ахилл не хочет. Вот и бесится».
Второй привал сделали в сумерках. Мирмидоняне разожгли костры, выдали спальники и армейские сухпайки. Грэг покормил Мию, поел сам и залез в спальник, уложив сонную малышку рядом. Закрыл глаза.
«Штабные разработали операцию против Спарты, но посчитали акцию нецелесообразной. Потери среди личного состава, убыль ресурсов, малозначимая территория. Про Ахилла известно мало. Его то ли дед, то ли отец из греков. Когда в Последнюю войну все сошли с ума, он сколотил банду, себя назвал сыном Зевса, а бойцов – мирмидонянами. Что в его больной голове сохранилось из греческих мифов – из того он и лепит свой культ».
Ближе к полудню грунтовка привела путников к шоссе. Болели вытянутые руки, ныли плечи, к лодыжкам словно пристегнули гири. Грэг переставлял ноги из последних сил, а в голове заезженной пластинкой крутилась прилипчивая мысль.
«Не рухнуть бы рожей вперед, не раздавить Мию».
Грэг смотрел только на дорогу, на пару шагов вперед. Он не заметил, как редкие сухие стебли сменились кукурузными полями и огороженными пастбищами.
– Иди ж ты! Вот это муравейник! Неужто Спарта?
Шепот соседа вытащил Грэга из помраченья. Он поднял глаза и увидел огромную пирамиду в полнеба. Грэг моргнул. Муравейник сложили из раскуроченных автомобилей. По поверхности сооружения сновали люди, то появляясь, то скрываясь внутри уродливого здания.