И корабли из Тегей, что на Крите, приплыли.
И корабли из Дуликии,
и с островов Эхинадских,
И корабли из далекого града Фоаса,
И корабли из Фавмакии, винами славной,
Из Гермионы красивейшей,
славной своими садами,
И из Эпей корабли, коих нет быстроходней,
И из Аркадии, что под Килленской горою,
И с Саламина Аяксов огромный корабль...
— Нет, нет! — остановил их Клеон и, когда они смолкли, он, снова обращаясь к своему гостю, добавил: — Эдак же они будут петь до самой ночи, и то, думаю, времени им не хватит, чтобы перечислить все эти города и корабли. Никто их никогда не мог пересчитать, ибо, ты мне поверь, кораблей этих были тысячи.
И море было спокойно. Значит, сам Посейдон был на нашей стороне!
"Ах, как прекрасно все начинается!" — так я думал тогда, мой милый Профоенор, ликуя от восхищения тою мощью, которую скрепил своею властью Агамемнон...
...О, мой милый Профоенор! Молод я был, молод и глуп! Не понимал, что война, даже война за прекраснейшую из женщин, не бывает прекрасной. Она ужасна, ужасна! Любая война!..
Но тогда... Тогда смотрел я с нашего корабля на все эти корабли завороженными глазами, на то, как они мчатся по морской глади, как попутный ветер полощет их белые или ярко раскрашенные паруса, и восторг, отнимающий дыхание восторг переполнял меня!
Лишь один корабль был под траурными черными парусами — мирмидонский корабль, на котором плыли Патрокл и Ахилл. Потом уже я узнал, что Фетида перед отплытием сына рассказала ему о мрачном пророчестве, и вот он под черными парусами плыл к Трое, навстречу неумолимой судьбе...
БЛИЖЕ К ПОЛУДНЮ
О величии войны. — Первая вылазка и первая битва. — Недостойный Акторид. — Брисеида. — Рука Ахилла.
— Жара, однако же, вправду!.. — прервал свой рассказ Клеон. — Ладно, пора устраивать водопад, не будем напоследок приберегать, побережем лучше свою плоть... Эй, Фамария, давай-ка — вавилонский водопад!
Рабыня подошла к стене, по которой стекали струйки холодной воды, взялась за какой-то незаметный рычаг — и тотчас вода хлынула потоком в специально устроенную для этого каменную чашу, откуда по желобу тут же уносилась из грота.
Прошло немного времени — и в гроте стало несравнимо свежей.
— Ну и как тебе этот водопад? — спросил Клеон своего гостя.
— О, да! — с восхищением отозвался тот. — Мне еще видеть такого не доводилось! Даже у нашего царя я не видел ничего подобного... Еще бы! Микены, как-никак! Великий город! Потому у вас и лучшие в Греции мастера. У нас, в Эпире, таких, конечно, нет.
— Как раз мастера, сделавшие мне это, — сказал Клеон, — были родом не из Микен, а из ассирийского Вавилона, там они большие умельцы на такие штуки. Потому это и называется "вавилонский водопад". Я этих мастеров нанял в прошлом году и заплатил за работу им, поверь мне, весьма и весьма немало. Так что, милый Профоенор, дело вовсе не в том, имеются ли в Микенах мастера, а в том, что в Микенах много золота.
А почему много золота? Да потому, что много крови за него в течение веков проливали Микены — и своей, и чужой, в том числе и крови твоих земляков, эпирцев. Но вам, эпирцам, за участие в войнах на стороне Микен доставалась лишь слава, ну а золото уходило сюда, в Микены, отчего даже ваши цари беднее, чем иной микенец, вовсе не увенчанный царским венцом.
В молодости я гордился богатством своего города, но после Троянской войны, клянусь тебе, гордиться этим перестал. Нет, я, как видишь, вовсе не отказываюсь от тех небольших радостей, кои, благодаря золоту, можно себе позволить; но гордиться этим — о, нет!
Знаешь, сколько крови пролилось в ту войну ради золота, что привез потом из Трои Агамемнон? Столько, сколько воды изливает мой вавилонский водопад! И утекала она в песок по всему ионическому берегу, как утекает вода по этим вот желобам...
На чем я, однако, остановился?..
Да, на том, как величественно отплыли наши корабли от данайских берегов и как, глядя на наш огромный флот, я думал: "О, сколь величественна в таком случае будет эта война!"
Когда же война предстала передо мной во всем своем кровавом ужасе?
Да вскоре, совсем уже вскоре! Хотя, то была еще совсем не та по размаху война и совсем еще не та кровь.
Ибо, ты, быть может, думаешь, мы сразу высадились у самой Трои? Нет, до того было еще далеко. Поскольку (повторяясь, скажу) предводитель наш Агамемнон был дальновиден и терпелив.