О'Коннор Фрэнк
Ахиллесова пята
Фрэнк О'Коннор
Ахиллесова пята
Перевод Н. Рахмановой
У католической церкви есть лишь одно слабое место, хорошо известное всем добрым католикам. Мы имеем в виду хищниц, прибирающих к рукам закоренелых холостяков, и в особенности священнослужителей. Экономка священника - тип совершенно особый. Опыты показывают, что при перемещении к холостяку, не дававшему обета безбрачия, экономка чахнет и погибает. Сказать, что она существо бесполое, - значит сказать и слишком много, и слишком мало. Как и сама церковь, экономка избирает целомудрие для достижения высших целей, в данном случае - такого подчинения мужчины, какое просто женам недоступно. Жены, разумеется, добиваются того же, но их замыслам непостижимым образом мешают плотская любовь, ревность и дети. Ни для кого не секрет, что многие жены теряют самообладание и рыдают от ярости при мысли о могуществе экономок священнослужителей. У тех жертвы не имеют детей по причине обета безбрачия, который исключает всякое общение их с посторонними женщинами, так что даже чисто деловые переговоры со священником женщины вынуждены вести через экономку.
Епископ Мойлский не представлял исключения. Его экономка Нелли служила у него с тех времен, когда он был каноником, и уже тогда прихожане за глаза говорили: "Нелли с каноником". К примеру, "Нелли с каноником" не одобряли ночных танцулек, поэтому танцульки попросту прекратились. Ходила легенда, будто однажды Нелли объявила со ступенек алтаря, что вечерняя месса не состоится, так как на сегодня она уложила каноника в постель. Она не начала еще стариться, а в ту пору, о которой идет речь, была женщиной хорошо сохранившейся, а за ее суетливой, смиренной, льстивой внешностью скрывался холодный, расчетливый ум. Ее враг каноник Лэйниген величал ее между своими де Ментенож, но, когда ему доводилось навещать епископа, не уступал ей в елейности и делал вид, будто обожает ее стряпню и отвратительный- бутылочный кофе.
Несмотря на все свое слащавое жеманство, Нелли нисколько не обманывалась насчет каноника, она знала, что он предпочитает французскую мешанину ее простой добротной кухне, и даже предостерегала от него епископа.
- Да простит мне господь, милорд, - говорила она кротким голосом, - но не доверяю я канонику Лэйнигену" Что-то в нем есть неискреннее. Иди это я по глупостж? Конечно, я женщина старая, бестолковая, но ведь вы это знали, когда брали меня в услужение.
Как бы там ни было, а Нелли стряпала не для каноника, а для своего дорогого простака - великана с сердцем ребенка, как она любила поэтически выражаться.
Единственное, что его по-настоящему тревожило, это как бзи не зачахнуть от недоедания. И нельзя сказать, что он был обжора, просто у него не было других забот. Он шал, какими аппетитами обладали духовные лица в старину, и, сравнивая свои и их достижения по этой части, не мог представить себе, как он дотянет до девяноста лет. Бывало, съев за обедом целую курочку, он часами сидел в кабинете, положив руки на колени и размышляя над этим вопросом, пока Нелли наконец не всовывала в дверь голову.
- Хорошо лги вы себя чувствуете, милорд? - окликала она его.
- Ах нет, Нелли, нехорошо, - отвечал он через плечо упавшим голосом. Что-то мне сегодня не по себе.
- Это все из-за курочки! - вскрикивала она, входя с трагическим видом в комнату. - Так я и знала. Я ведь говорила Тиму Мёрфи. В ней и есть-то было нечего.
- И я как раз размышлял об этом, - говорил он серьезно, устремляя на нее с озабоченным видом голубые глаза. - Мне тоже показалось, что она худсвата.
- Вам бы сейчас скушать баранью отбивную.
- Не знаю, Нелли, не знаю, - бормотал он, покачивая головой. - Уж слишком она сытная.
- Тогда телячьих котлеток, если вам больше по вкусу.
- Что ж, котлетки - славная еда для позднего ужина, - отвечал он, слегка оживляясь.
- Это верно, но они слишком сухие. Самое лучшее будет - полная тарелка хрустящих шкварок, и чтобы они плавали в жиру. Конечно, я во всем виновата. Знала ведь, что курица тощая. Вот бы и подать к ней шкварок, так нет. Совсем дурная голова. Старая я стала, того гляди забуду, как меня звать... Да еще жареного картофеля - вот увидите, сразу как новенький будете.
Епископ отнюдь не был глуп, но имел склонность принимать Нелли такой, какой она хотела казаться. Он вполне допускал, что и с ней могут случаться разного рода беды. Допускал, что она могла бы ссудить свои небольшие сбережения булочнику, на почве предложения вступить в брак, или задолжать букмекеру. Но когда она наконец явилась к нему поведать о своих неприятностях, он не в состоянии был уразуметь, какие у нее могут быть нелады с таможенной комиссией. Да и она, судя по всему, тоже.
- Ах, милорд, вы ведь и сами так говорили, - сказала она с простодушным видом. - Испокон веку эта епархия слапиласъ злоязычием. Но вот почему они выбрали именно меня? Разве что хотят приставить к вам своего кандидата чтоб нашептывал вам в их пользу. Вот уж чем я никогда не стану заниматься, и сейчас не буду, милорд, пускай себе говорят, будто вы слишком старый.
- Кто говорит, будто я слишком старый? - голубые глаза епископа сверкнули.
- Ох, не спрашивайте, не буду я вам ничего такого пересказывать, отозвалась она с отвращением. - Пятнадцать лет у вас служу и никогда не сплетничала, что бы там пи говорил каноник Лэйниген.
- Каноник Лэйниген тут ни при чем, - прервал ее епископ, чувствуя, что так ему никогда не добраться до сути. - Что сказал тот субъект из таможенной комиссии?
- Тим Лири, да? А что он мог такого сказать? Ах, милорд, дело не в том, а в вопросах, которые он мне задавал, хитрая бестия! А какие слова говорил!.. "Самый крупный контрабандист во всем крае". Как вам это понравится?
- Он назвал тебя самым крупным контрабандистом? - спросил епископ, и забавляясь, и негодуя.
- Ну нет, как он мог назвать так меня, у него язык бы отсох во рту. Меня, бедную, беззащитную, старую женщину? Но подразумевал он именно это, милорд. Я-то все время знала, что у него на уме: виски, бензин, чай и всякое другое, про что, вот как на духу, милорд, чтоб мне сию минуту предстать перед Создателем, я в жизни но слыхивала.
- Гм, должно быть, у него мозги набекрень, у этого парня, - с обеспокоенным видом проворчал епископ. - Из каких же он Лири? Не из Клуньявулленских?
Епископ, даром что был профессор догматической теологии, придерживался убеждения, что про человека можно понять все, если знать, кто его родня. Милость божья - милостью божьей, но принадлежность к хорошей семье совсем другое дело.
- Вот именно! - проговорила Нелли, помахивая перед ним пальцем. - А я разве не то же сказала? У него отец ни читать, ни писать не умел, а он туда же - меня обвинять вздумал.
- Отец тут пи при чем, - с горячностью прервал ее епископ, - А вот не у него ли дядя сидел в сумасшедшем доме? Я его знал. И такой человек смеет лезть в дела таких, как я? Пусть явится ко мне завтра утром, я сам с ним поговорю.
- Да уж вы сумеете с ним поговорить, - угодливо поддакнула она. Но у дверей остановилась. - Только, право, зачем вам разговаривать с такой мелкой сошкой, когда к вам власти благоволят? Стоит вам молвить слово, и его ушлют куда-нибудь подальше. И как это он не побоялся действовать через вашу голову? Наверное, ему намекнули, что вы уже старый.
Епископ с минуту обдумывал ее слова. Нелли затронула его больное место, многие и впрямь считали, что епископ стареет, и он это знал. И он догадался, что Нелли имела в виду, говоря про то, как действуют через его голову, - речь, возможно, шла, а возможно, и не шла, о его церковных противниках вроде Лэйнигена. Епископу не хуже Нелли были ведомы секреты власти, главный пз которых - никогда не иметь дела непосредственно с нижестоящими. Правда, в глазах господа бога они, быть может, и не стоят ниже, но почем знать, кто как выглядит в глазах господа бога, поэтому самое лучшее - обуздать их раньше, чем они станут опасны.
- Превосходно, - произнес он бесстрастным тоном, от которого сердце у Нелли затрепетало. - Где мое перо?
К такому тону он прибегал только в тех случаях, когда приходского священника заставали пьяным в общественном месте или же банда молодых викариев открывала игорный дом.