Я вскричал: «Мне жаль вас, птица,
человеком вам родиться б,
счастье высшее трудиться,
полпланеты раскроя...»
Он сказал: «А на фига?!»
«Будешь ты, – великий ментор,
бог машин, экспериментов,
будешь бронзой монументов
знаменит во все края...»
Он сказал: «А на фига?!»
«Уничтожив олигархов,
ты настроишь агрегатов,
демократией заменишь
короля и холуя...»
Он сказал: «А на фига?!»
Я сказал: «А хочешь – будешь
спать в заброшенной избушке,
утром пальчики девичьи
будут класть на губы вишни,
глушь такая, что не слышна
ни хвала и ни хула...»
Он ответил: «Все – мура,
раб стандарта, царь природы,
ты свободен без свободы,
ты летишь в автомашине,
но машина – без руля...
Оза, Роза ли, стервоза –
как скучны метаморфозы,
в ящик рано или поздно...
Жизнь была – а на фига?!»
Как сказать ему, подонку,
что живем не чтоб подохнуть, –
чтоб губами тронуть чудо
поцелуя и ручья!
Чудо жить – необъяснимо.
Кто не жил – что спорить с ними?!
Можно бы – да на фига?
VII
А тебе семнадцать. Ты запыхалась после
гимнастики. И неважно, как тебя зовут. Ты и не
слышала о циклотроне.
Кто-то сдуру воткнул на приморской набе-
режной два ртутных фонаря. Мы идем навстре-
чу. Ты от одного, я от другого. Два света бьют
нам в спину.
И прежде, чем встречаются наши руки,
сливаются наши тени – живые, теплые, окру-
женные мертвой белизной.
Мне кажется, что ты все время идешь
навстречу!
Затылок людей всегда смотрит в прошлое.
За нами, как очередь на троллейбус, стоит вре-
мя. У меня за плечами прошлое, как рюкзак, за
тобой – будущее. Оно за тобой шумит, как па-
рашют.
Когда мы вместе – я чувствую, как из тебя
в меня переходит будущее, а в тебя – прошлое,
будто мы песочные часы.
Как ты страдаешь от пережитков будущего!
Ты резка, искрения. Ты поразительно невеже-
ственна.
Прошлое для тебя еще может измениться
и наступать. «Наполеон, – говорю я, – был вы-
дающийся государственный деятель». Ты отве-
чаешь: «Посмотрим!»
Зато будущее для тебя достоверно и без-
условно.
«Завтра мы пошли в лес», –говоришь ты.
У, какой лес зашумел назавтра! До сих пор
у тебя из левой туфельки не вытряхнулась су-
хая хвойная иголка.
Твои туфли остроносые – такие уже не но-
сят. «Еще не носят», – смеешься ты.
Я пытаюсь заслонить собой прошлое, чтобы
ты никогда не разглядела майданеков и инкви-
зиции.
Твои зубы розовы от помады.
Иногда ты пытаешься подладиться ко мне.
Я замечаю, что-то мучит тебя. Ты что-то ерза-
ешь. «Ну, что ты?»
Освобождаясь, ты, довольная, выпалива-
ешь, как на иностранном языке: «Я получила
большое эстетическое удовольствие!
А раньше я тебя боялась... А о чем ты ду-
маешь?..»
Может, ее называют Оза?
VIII
Выйду ли к парку, в море ль плыву –
туфелек пара стоит на полу.
Левая к правой набок припала,
их не поправят – времени мало.
В мире не топлено, в мире ни зги,
вы еще теплые, только с ноги,
в вас от ступни потемнела изнанка,