Видишь – лежу – почернел как кикимора.
Все безысходно...
Осталось одно лишь –
грохнись ей в ноги,
Матерь Владимирская,
может, умолишь, может, умолишь...
Читая, он запрокидывает лицо. И на его белом
лице, как на тарелке, горел нос, точно бол-
гарский перец.
Все кричат: «Браво! Этот лучше всех. Ну и тос-
тик!» Слово берет следующий поэт. Он пьян
вдребезину. Он свисает с потолка вниз голо-
вой и просыхает, как полотенце. Только не-
сколько слов можно разобрать из его бормо-
танья:
– Заонежъе. Тает теплоход.
Дай мне погрузиться в твое озеро.
До сих пор вся жизнь моя –
Предозье.
Не дай бог – в Заозъе занесет...
Все замолкают.
Слово берет тамада Ъ.
Он раскачивается вниз головой, как длинный
маятник. «Тост за новорожденную». Голос
его, как из репродуктора, разносится с по-
толка ресторана. «За ее новое рождение,
и я, как крестный... Да, а как зовут ново-
рожденную?» (Никто не знает.)
Как это все напоминает что-то! И под этим
подвешенным миром внизу расположился
второй, наоборотный, со своим поэтом, со
своим тамадой Ъ. Они едва не касаются за-
тылками друг друга, симметричные, как
песочные часы. Но что это? Где я? В каком
идиотском измерении? Что это за потолоч-
но-зеркальная реальность?! Что за наобо-
ротная страна?!
Ты-то как попала сюда?
Еще мгновение, и все сорвется вниз, вдребезги,
как капли с карниза!
Надо что-то делать, разморозить тебя, разбить
это зеркало, вернуть тебя в твой мир, твою
страну, страну естественности, чувства –
где ольха, теплоходы, где доброе зеркало
Онежского озера... Помнишь?
Задумавшись, я машинально глотаю бутерброд
с кетовой икрой.
Но почему висящий напротив, как окорок, пе-
риферийный классик с ужасом смотрит на
мой желудок? Боже, ведь я-то невидим,
а бутерброд реален! Он передвигается по
мне, как красный джемпер в лифте.
Классик что-то шепчет соседу.
Слух моментально пронизывает головы, как бу-
сы на нитке.
Красные змеи языков ввинчиваются в уши сосе-
дей. Все глядят на бутерброд.
«А нас килькой кормят!» – вопит классик.
Надо спрятаться! Ведь если они обнаружат ме-
ня, кто же выручит тебя, кто же разобьет
зеркало?!
Я выпрыгиваю из-за стола и ложусь на крас-
ную дорожку пола. Рядом со мной, за сту-
лом, стоит пара туфелек. Они, видимо,
жмут кому-то. Левая припала к правой.
(Как все напоминает что-то!) Тебя просят
спеть...
Начинаются танцы. Первая пара с хрустом про-
носится по мне. Подошвы! Подошвы! Поче-
му все ботинки с подковами? Рядом кто-то
с хрустом давит по туфелькам. Чьи-то
каблучки, подобно швейной машинке, про-
шивают мне кожу на лице. Только бы не
в глаза!..
Я вспоминаю все. Я начинаю понимать все.
Роботы! Роботы! Роботы!
Как ты, милая, снишься!
«Так как же зовут новорожденную?» –
надрывается тамада.
«Зоя! – ору я.– Зоя!»
А может, ее называют Оза?
XI
Знаешь, Зоя, теперь – без трепа.