Стонет в аквариумном стекле
Небо,
приваренное к земле.
* * *
Аэропорт – озона и солнца
Аккредитованное посольство!
Сто поколений
не смели такого коснуться
Преодоленья
несущих конструкций.
Вместо каменных истуканов
Стынет стакан синевы –
без стакана.
Рядом с кассами-теремами
Он, точно газ,
антиматериален!
Бруклин – дурак, твердокаменный черт.
Памятник эры –
Аэропорт.
1961
Вступление к поэме «Треугольная груша»
Открывайся, Америка!
Эврика!
Короную Емельку,
открываю, сопя,
В Америке – Америку,
В себе –
себя.
Рву кожуру с планеты,
сметаю пыль и тлен,
Спускаюсь
в глубь
предмета,
Как в метрополитен.
Там груши – треугольные,
ищу в них души голые
Я плод трапециевидный
беру не чтоб глотать –
Чтоб стекла сердцевинки
Сияли, как алтарь!
Исследуйте, орудуйте,
не дуйте в ус,
Пусть врут, что изумрудный, –
Он красный, ваш арбуз!
Дарвины, Рошали
ошибались начисто.
Скромность украшает?
К черту украшательство!
Вгрызаюсь, как легавая,
врубаюсь, как колун...
Художник хулиганит?
Балуй,
Колумб!
По наитию
дую к берегу...
Ищешь
Индию –
Найдешь
Америку!
1961
Антимиры
Живет у нас сосед Букашкин,
В кальсонах цвета промокашки.
Но, как воздушные шары,
Над ним горят
Антимиры!
И в них магический, как демон,
Вселенной правит, возлежит
Антибукашкин, академик,
И щупает Лоллобриджид.
Но грезятся Антибукашкину
Виденья цвета промокашки.
Да здравствуют Антимиры!
Фантасты – посреди муры.
Без глупых не было бы умных,
Оазисов – без Каракумов.
Нет женщин –
есть антимужчины
В лесах ревут антимашины.
Есть соль земли. Есть сор земли.
Но сохнет сокол без змеи.
Люблю я критиков моих.
На шее одного из них,
Благоуханна и гола,
Сияет антиголова!..
...Я сплю с окошками открытыми,
А где-то свищет звездопад,
И небоскребы
сталактитами
На брюхе глобуса висят.
И подо мной
вниз головой,