Я не особенно рассчитывала, что Бражник совсем откажется от своих притязаний на наши Талисманы: представляла, в каком аду сейчас живёт Габриэль. Хоть я и не помнила своих чувств к людям из прошлой семьи, в дневнике Маринетт, — могу я его уже называть своим, в конце концов? — были записаны мысли, шедшие мне в голову первые месяцы после пробуждения в чужом теле.
Очень… пугающие, депрессивные мысли, часто с налётом селфхарма и с призывами к самоубийству или членовредительству. Я, к счастью, уже не могла ассоциировать себя с человеком, который писал это: скачущими русскими буквами были выведены то предположение убить Бражника, чтобы захватить Талисманы и вернуться обратно, то просто пожелания сдохнуть всем, кто в этом мире счастлив. Злые слова, ничем не подкреплённые: я себя всё-таки знала, так что понимала, что написанное никогда бы не осуществилось.
А вот в тоску по девушке, чьё имя я забыла, я верила. Как и в то, что я планировала разговорами убедить Адриана отдать мне кольцо Плагга. Одно желание — и я снова в родном мире. Этот же мог катиться к чертям.
Кто бы ни закинул меня в новую жизнь — он точно знал, что делает. Мало того, что мои личные воспоминания и привязанности оказались затёрты, так мне ещё и время дали до начала «основных действий». Попсиховать, смириться… Так что Габриэля я понимала. И его тоску, и желание вывернуть мир наизнанку, лишь бы Эмили была рядом. У него-то никакой мозгоправ в сером веществе не копался.
Тикки, кстати, понятия не имела, кто меня сюда мог перекинуть:
— Насколько я знаю, Орден Хранителей всё ещё действует, — задумчиво рассуждала она, — но я ни разу не слышала о подобных призывах других сущностей. Навскидку, в этом могли участвовать Каалки и Нурру. И Плагг, без него никакой…
— Фигни, — подсказала я.
— М-да. Без него обычно ничего подобного не происходит. Одни только динозавры чего стоили.
Каалки была вне зоны доступа в далёкой шкатулке Вана Фу, про Нурру я вообще молчу, так что пришлось воспользоваться единственным доступным источником информации — Адрианом. То есть, Плаггом. Однако квами техника не записывала ни визуально, ни на аудио, и мой Агрест стал этаким переводчиком.
Чтобы сильно не бередить древнюю магию Тайны Личности, говорить приходилось загадками:
— Спроси у своего друга, не участвовал ли он в последнее время в каких-нибудь обрядах.
— Магии, — добавила Тикки.
— Магии.
— Друга?.. — не понял сначала Адриан.
Звонила я ему рано утром, совсем забыв про то, что у моего Агреста ночью были съёмки. Косяк, конечно… но у меня прямо горело узнать ответ на наш с Тикки вопрос.
Адриан кое-как расшатался и заверил, что его друг нигде не участвовал, а «если участвовал, то замечен не был, а значит, и привлечься не может» — цитата. Я подозревала, что Плагг с Тикки смотрят примерно одни и те же дешёвые сериалы про копов — слишком уж специфическим вышел ответ.
Извинившись перед Агрестом, я оставила его досыпать и посоветовала ставить телефон в следующий раз на беззвучку. Адриан, почти не соображая из-за подступающего сна, отказался:
— Вдруг ты звонить будешь?..
Просто авв, короче.
В дневнике, — всё, мой дневник. Мой! — я сделала пару приписок про то, что нужно узнать о перемещении у Каалки и Нурру при случае. Ну а вдруг?..
Первые листы, полные нервных скачущих букв и набухших от слёз точек, я вырвала и выбросила. Была мысль аккуратно переписать то, что я перенесла на бумагу про супругу… но смысл? Я не помнила ничего о ней; ничего личного, если говорить точнее. Чувства, ассоциации, эмоции — всё это сгинуло под натиском чужой магии.
— Ты нормально? — осторожно поинтересовалась Тикки.
Квами не нравилось, когда я в депрессии; при синхронизации Тикки чувствовала весь спектр моих эмоций и даже могла улавливать мысли. Ничего приятного нет в том, чтобы сливаться с подавленным носителем.
К тому же, Тикки не хотела лишаться нашего прогресса в оздоровлении моего тела. Я всё ещё напоминала молодую жертву нацистов, но у меня уже хотя бы намёк на щёки появился. Вот они, азиатские гены: кости торчат, а набухает в первую очередь хомячиное лицо!
Я пожала плечами.
— Наверное, да. По крайней мере, завтрак меня сейчас волнует больше прочитанного.
— Отличные новости. А теперь пошли гулять. Не забудь печенье!
— Да, да…
В выходной Адриан предпочёл отсыпаться, зато мой новый морской друг наконец вышел на связь. Лука позвонил мне утром, ещё раньше, чем я Адриану, с предложением «забронировать весь мой день на ничегонеделание». Как тут можно отказаться, скажите на милость?
Погода радовала, домашку я делать не собиралась, — а для чего вообще тогда есть перемены в коллеже, — акумами даже не пахло, Адриан слился под одеялко. Алья и Нино отсыпались, совсем как Агрест: ночью Ляиф показывал класс в новом клубе, Сезер была нужна парню для съёмки в портфолио. Ну, может, у ди-джеев это как-то по-другому называется, но мы люди старые, терминов не знаем.
Мне нравилось наблюдать за тем, как Нино прокладывает себе дорогу в будущее. И Алья, и Адриан… одна я болталась как знамо что в проруби, потому что моя деятельность требовала в первую очередь времени. Книга писалась довольно споро, я уже была на моменте редактирования и поиска места, где можно не очень дорого распечатать черновой вариант. Мне нужно было три копии: для Адриана, который требовал мой опус с самого начала, для Сабины и для Томаса.
Родителям Маринетт я сказала о новом «увлечении». Сабина и Томас, переглянувшись, пожелали удачи: пусть они и были настроены довольно скептически, — Маринетт никогда не проявляла склонности к писательству, а за все эссе с самого детского сада ни разу не получала хотя бы средний балл, — но отговаривать не стали. Сабина заметила, что молодость — лучшее время, чтобы что-то пробовать.
Томас посоветовал побольше есть его круассанов, потому что мозгу нужна глюкоза. Ну конечно, я другого и не ожидала. Папа Маринетт вообще больше всех переживал за состояние моего тела и даже закончил экспресс-курсы по психологии и нутрициологии. Угадайте, кто у нас теперь в основном готовит дома?
Удивительно, как Томас ещё не перегорел с кулинарией. На работе готовишь, дома готовишь… но вроде бы ещё Ивлев говорил, что настоящий повар любит своё дело. А если ты устаёшь от готовки на работе — может, ну его? И это не твоя дверь?{?}[Трансёрфинг. «Дверь» — условное обозначение пути, который ты выбираешь. Твоя дверь — это дело, которое доставляет тебе удовольствие, легко выполняется, приносит гешефт. Не твоя дверь — то, что выходит с трудом, из-под палки. Ты ненавидишь своё дело, у тебя не выходит быстро продвигаться по этому пути.
В этом случае говорят, что дверь закрыта и нет смысла ломиться, нужно искать другую.]
Набранному мною килограмму, — который отложился, похоже, ровно в щёки, — он радовался намного больше, чем я сама.
— Маринетт, ты уходишь? — остановила меня перед выходом Сабина.
— Да, на день. У тебя были планы? Я с другом договорилась.
— С Адрианом?
— Не, с другим.
Сабина улыбнулась. Мой выход из ракушки одиночества был её бальзамом на душу.
— Планы можно перенести на завтра, — сказала она. — Или на другой день. Договорись с Адрианом, чтобы он тоже пришёл, это важно.
Я прикинула расписание Агреста. Как-то незаметно я стала почти таким же нёрдом, как канонная Маринетт: чужая недельная сетка у меня в комнате висела на пробковой доске. Надо же было знать, когда Его Величество Габриэль даёт ребёнку свободное время. Мне подстроиться несложно, да.
— В среду можно, — сказала я, мысленно попросив прощения у наших тренировок; неделя у Адриана была загружена по уши. — Что-то интересное?
Сабина кивнула и обняла меня. Окружённая запахом свежего имбиря и специй, я прикрыла глаза и улыбнулась.
— Я подумала, что можно попробовать позаниматься и без Вана, — тихо сказала мать Маринетт. — В конце концов, я тоже проходила школу Шаолиня, пусть и не преподавала там.