Торопливо застучали каблуки по лестнице. Орчук даже удивился. Он привык видеть Его Высочество в степенном спокойствии, сейчас же во всех действиях угадывалась удивительная поспешность, так несвойственная аристократам. Следом показался сам великий князь, взъерошенный, с горящими глазами и верным камер-фурьером за спиной.
Он мельком посмотрел на Миха, но и этого хватило, чтобы орчук вжался в стену, после Его Высочество скользнул внутрь квартиры и остановился, переводя взгляд с мощей на обер-полицмейстера. Внезапно великий князь подскочил к Муханову и отвесил такую хлесткую пощечину, что звон ее ударил по ушам почище ружейного выстрела.
— Ваше Высочество, держите себя в руках, — посуровел Витольд Львович.
Как ни странно, но именно это замечание возымело эффект. Брат Императора стал похож на себя прежнего, еще раз обвел всех многозначительным, не сулящим ничего благоприятного, взглядом, и обратился к титулярному советнику.
— Все, что вы изложили в своем письме, правда?
— Как вы изволите видеть, Ваше Высочество. Вот реликвия, которую мы так долго искали. Господа полицмейстеры выслушали мои доводы и не высказали решительного противления. Тем более Его превосходительство невольно признался в содеянном, хоть и не раскрыл полностью всего.
— Превосходительство, — презрительно выплюнул князь, — ненадолго он теперь в превосходительствах ходить будет. А уж о содеянном расскажет как миленький. Господа, об этом прошу ничего и никому… Скоро я со всеми вами поговорю. Теперь же, — Его Высочество аккуратно завернул мощи в тряпицу, — надо обговорить все с аховмедской делегацией. Николай Соломонович, Константин Никифорович, сопроводите… этого ко мне домой, никто не должен знать, что произошло. Не в тюрьму же его… Петр Андреевич, возьмите самых верных Императору людей и сделайте обыск в апартаментах бывшего обер-полицмейстера. До скорой встречи, Витольд Львович…
Когда они уже остались вдвоем, Мих тяжело уселся на пол. Ноги ходили ходуном, а тело точно перенесло горячку. Орчук поглядел на дорожный сундук Его превосходительства, оставленный в спешке, и его бережливая натура опять взяла верх. Стал он думать, куда приспособить теперь такую нужную и брошенную вещь.
— Ну и ночка, — сказал вроде сам себе Витольд Львович.
— И не ночка уже, господин, — кивнул в сторону окна Мих.
Там, освещая купола церкви Симеона Исповедника и частично сбитую черепицу ближайших доходных домов, далеко, почти за краем земли, алела в прорехах туч предрассветная полоса. Вздохнул орчук: вот и пережили ночь. Усталость, до того сидевшая в углу грязным стыдливым псом вдруг подскочила к Бурдюкову. Потяжелели веки, потянулся в широком зевке рот, зачесались глаза. Спросил он уже так, на всякий случай.
— Теперь что делать будем, господин?
— Думаю, Мих, что выражу общее мнение. Теперь мы будем спать.
Глава 19,
что и не глава вовсе, а скорее эпилог
— Скучно, — пожаловался Мих.
— Займись чем-нибудь конструктивным, — отозвался из-за книги Витольд Львович.
Сам господин даже в их служебном бездействии находил для себя массу полезных занятий. Один день у него пошел на чистку револьвера и заточку клинка в трости. Другой на полную, или как выражался Меркулов, «генеральную» уборку (Мих сначала насторожился, ибо ожидал, что посмотреть, как они вычищают кабинет, явится некий генерал), потом вот сел за книги. А ему, орчуку, спрашивается, что делать?
Нет, пробовал, конечно, полукровка по примеру титулярного советника в чтение удариться. Но тягостно целыми днями над книгами корпеть, глаза устают, лоб затекать начинает, в висках стук происходит. Да и большей частью держал у себя Витольд Львович все труды бермудные, подкупая новые все с теми же замысловатыми названиями: «Воображаемая геометрия» Лобачевского, «Хирургическая анатомия артериальных стволов, с подробным описанием положения и способов перевязки их» Пирогова, «История государства Славийского» Карамзина.
Миху же нравились романы, обязательно с приключениями. Чтобы герой в них либо стрелял метко, либо силой обладал исключительной или ловкостью, а геометрии эти — муть одна сплошная. Вот и приходилось теперь орчуку сидеть подле Меркулова на крепком табурете (сумел у сослуживцев выпросить, ведь в самом кабинете выделенном только шкаф, стол да стул господский, а про полукровку вроде как забыли) и откровенно скучал. То потолок начнет рассматривать, то пальцем возить по стене начнет, то нос почешет.