— Я все же не понимаю, куда вы ведете, — нахмурился Меркулов.
— Сейчас покажу.
Профессор склонился над столом, вытащил чистый лист и поставил на нем девять точек.
— Девять аховмедцев имеют право носить на груди Рогатого бога, они называются Уосы, что в очень вольном переводе можно обозначить как Сыновья. Какова их функциональность в культе и чем конкретно они занимаются, я не знаю. Но! — Виталий Арсеньевич поднял уже перепачканный чернилами палец. — У каждого из них Рогатый бог полый, то есть пустой. То есть изображение производится лишь по контуру. И лишь один из аховмедцев имеет право носить на себе полного Рогатого бога — Логофет.
— Верховный жрец?
— Там все гораздо сложнее, — покачал головой профессор, как бы оценивая перевод Меркулова, — скорее хранитель. Не спрашивайте, что и зачем он хранит. Фигура Логофета сокрыта такой же тайной, как и сам культ, что, согласитесь, не так уж и странно. Но, как я понимаю, по иерархии хранитель культа Рогатого бога не подчиняется даже самому королю Аховмедии.
— Вот почему Бруу То Вайла возмутило, когда я назвал убитого его слугой, — подумал вслух Меркулов.
— И не сочтите меня параноиком, молодые люди, но сдается мне, что Логофет мертв.
Мих сдуру кивнул, только потом опомнившись, а Витольд Львович отвел взгляд.
— А значит, ничего хорошего не жди. Крови пролито будет много, аховмедцы — народ горячий.
— Спасибо большое, Виталий Арсеньевич, — заторопился Меркулов. — Мы вынуждены откланяться.
— Всего хорошего, молодые люди. Будет время, захаживайте, подождите, подождите, — он вытащил прямоугольную крохотную то ли картонку, то ли плотную бумагу и передал в руки Витольду Львовичу, — это мой адрес. Если вдруг, что понадобится, можете не смущаться правилами хорошего тона и беспокоить в любое время.
На то господин лишь поклонился, хотя визитную карточку все же забрал.
— Витольд Львович, случилось чего? — Спросил Мих, едва на мостовую вышли.
— Странно все, весьма странно, — все более хмурился Меркулов. — Эй, стой. До Столешникова переулка, двенадцатый дом. Да побыстрее. Михайло, не зевай.
Они расположились в пролетке. Извозчик залихватски свистнул, ударил вожжой по лошади, прибавив такое крепкое матерное словцо, что даже орчук удивился его витиеватости, и помчал их вниз.
— Странно… — бормотал Витольд Львович, потирая указательным и большим пальцами подбородок. Мих даже не стал справляться, что именно показалось хозяину чрезвычайно удивительным, и Меркулов чуть помолчав, принялся рассуждать вслух. — Убили Логофета, но аховмедцы вместо мести и кровопролития лишь спокойно ожидают расследования.
— Король ихний шибко недоволен был.
— Не король, а принц, — поправил его Витольд Львович. — И надо знать взрывной нрав козлоногих, чтобы понимать, они сильно себя сдерживают. Опять же, могли сказать, что убит очень высокий по положению сановник, не говоря, кто именно, да скрыли.
— Зачем?
— Думаю, они ведут явно двойную игру. Если они пожертвовали фигурой Логофета, продолжают оставаться для переговоров о мире, чтобы не обострять конфликт, боюсь даже предположить, какова цена всей партии.
— Может, и вправду замириться хотят?
— Нет, как раз от мирного договора меньше других выигрывают аховмедцы. Если верить газетам, дрежинцы будут вынуждены отдать часть территорий, выплатить контрибуцию, а мы выступаем гарантом всего этого. Но в случае продолжения войны, аховмедцы получат гораздо больше. Нет, тут все не так просто. Ищи козлоногии простую выгоду, они бы воспользовались убийством Логофета и остановили переговоры. Более того позволили забрать тело хранителя, не воспротивившись славийским законам и поставив тем самым весь свой культ под угрозу раскрытия.
— Так говорил же Виталий Арсентьевич, что об этом Рогатом боге среди нас никто не ведает.
— Все-таки вероятность раскрытия существует. Причем, не малая. Следовательно, если размышлять гипотетически, — он поглядел на Миха и добавил, — то есть, если думать образно, существует нечто намного ценнее жизни Логофета и огласки существования культа.
— Оружие какое, пищаль зачарованная.
— Что-то намного масштабнее.
— А мы, господин, в полицмейстерство теперь?
— К Его превосходительству, — кивнул Меркулов, — он говорил докладываться обо всем. А мы с тобой, Михайло, за один день столько узнали, на неделю вперед хватит.