Иногда у тварей получается. Вот как здесь.
Еще один сбитый с ног курет покатился по влажной траве, закрывая руками изорванный бок.
Если только…
Стрела свистнула из ниоткуда. Явилась из воздуха, белая, легкая.
Адамантовая.
Аккуратно и строго воткнулась чудовищу в горло. Напоминанием: не следует забывать о случайностях. Нелепых, бегающих по лесу… играющих.
Таящихся в невидимости, у тебя за спиной.
Богиня Разума кивнула своим мыслям.
— Это — не моя, — сказала тихо голосам Мойр, живущим в памяти. — Это — не чужая… Это — для всех.
СКАЗАНИЕ 2. О ПОДАРКАХ, АРМИИ И УМЕНИИ НЕ ПРОМАХИВАТЬСЯ
Не погребет ли Крон и их всеобщей тьмой,
Как преждебывшие поэтов песнопенья?
В Стигийских болотах, части чуждой мне вотчины есть особая тропа — кривая, будто спина старика, которую несколько раз перетянули палкой. Корявая, петляющая меж болотных, изъеденных болезнью ив, уходящая в туман… временами теряющаяся между кочек, которые облюбовали ядовитые змеи.
Сама ядовитее змей, которые норовят хватануть за ноги. Сделаешь шаг — и почувствуешь, как за спиной сгустится и зашевелится что-то темное. Обернешься — не увидишь пути. Крикнешь — и туман отзовется десятком твоих голосов… твоих ли?
Взглянешь в мутную, слегка прикрытую ряской воду — вода посмотрит десятком лиц.
Твоих ли?
Замешкаешься на секунду — и тропа под ногами станет десятком троп. Твоих ли, путник?!
Ступай себе вперед, путник, — это единственный способ идти по своей тропе.
Идти и верить, что все-таки идешь по своей.
Иногда тянет войти туда — в чужую, Стигийскую бездонь. Шагнуть вызывающе на эту самую тропу. И посмотреть в лицо чужаку — тому самому, у которого все вышло неправильно.
Спросить у него: сколько вас там на самом деле? Чужих и смутно знакомых? Сколько нитей, сколько путей, сколько жребиев, сколько…
Вот бы стать там, на тропах, взглянуть в отчасти чужие лица, вызвать на разговор непохожих двойников. Поделиться впечатлениями: а у тебя оружие какое? А жена? А жребий-то хоть какой взял? Нет, серьезно?! Ну и жизнь у тебя, нелюбимчик Судьбы. А у меня вот…
Спросить их — как у них там с хитрыми бабушками. И с голосами из-за плеч — звучат или вообще не появляются?
И прозвучала ли у них там фраза, мерная и тихая, ядовитой стрелой спущенная с едва выгнутого лука губ?
— Ты хотел меня видеть, отец.
Тартар знает, какими они бывают — воплощенные пророчества. Почему-то кажется — у них со мной ничего общего.
Козы, например, у них точно нет.
Зато наверняка есть красивые одежды, верные жены… советующие, как там нужно — свергать отцов.
Мне вот всегда было интересно — как. Я эту мысль с детства, можно сказать, мусолил. Обсасывал так и этак, по всему выходило — дрянь.
Крон, например, своему отцу серпом детородные органы отрубил. Я, конечно — спасибо бабушке! — вполне могу своему что-нибудь отстрелить, только он же не сдастся, упрямый. И война начнется все равно.
А как его остановить так, чтобы не поднялся — неясно.
Ветви леса мягко сомкнулись над головой. Укрыли тенью. Змея трепетно коснулась босой ноги — одна из многих наставниц. Простонала птица над головой — и показалось, что слышу истошный крик матери: «Не лезь!»
Она уже тогда сбежала от Крона — в последний раз, когда я ее видел. Потому что родила еще одного ребенка — а Крону то ли показались слишком невкусными валуны, то ли просто что-то начал подозревать — вот он и приставил кого-то из подручных следить за женой. Выследили. Не до меня — до других, я слышал, там две или три девчонки. Сестры. И брат… или сколько братьев?
Одного она прижимала к груди, когда пришла увидеть меня. Я слышал похныкивание младенца из пеленок и стоял столбом, глядя на нее, а она плакала. Говорила, что ей теперь придется бежать с ребенком на край света — от гнева мужа.
И запретила идти с ней. Так, мол, безопаснее. Остальных детей успели забрать ее подруги — спрятать в разных местах, скрыть от гнева Крона.
Я хорошо помню ее взгляд — потускневший и загнанный. Хриплый, срывающийся голос: «Обещай мне… обещай, что не пойдешь. Клянись, сын!» И когда я не выдержал, захлебнулся, выплеснул криком: «А кто тогда?! Кто, кроме меня?! Кто?!» — подошла, погладила по щеке дрожащими пальцами, пахнущими молоком. Прошептала: