А теперь — глядя на послов, ждущих у крыльца дома, на сам дом, обнесенный чередой построек (скоро придется дворец строить, чтобы уместить гостей-послов-прислугу!) — гадала, куда бы мог деться муж.
За отцом? За отцом он бы позвал ее с собой, только вот — как найдешь того, кто невидим среди смертных… К дружкам? Тоже вряд ли: гостем в доме Афины и Ареса был разве что Гермес. За умение молчать, когда требуется, всюду пролезать и болтать… тоже, когда требуется. На разведку — так какая разведка посреди ночи… К любовнице? Всплыли в памяти жалобы Деметры на неверность Зевса. Афина фыркнула носом. И тут же неприятно кольнуло внутри: вчера была свадьба Гефеста и Афродиты, гремело основное пиршество, так что если бы вдруг…
Фыркнула носом еще раз и пошла — разговаривать со служанками и на всякий случай удалять со двора посторонних, послов… меньше глаз, меньше ушей — меньше пищи для стоустой Оссы.
Служанки позевывали, терли глаза. Перекрикивались зычно: «Будто песку кто насыпал!» Афина кивнула коротко, выслушала рассказы-близнецы: никто не видел, как Арес ушел. Распустила служанок, освободила от дел, сказала: должно быть место и для отдыха.
Кажется, это сочли еще одной мудростью. Как и то, что она сказала следом: что хочет побыть в одиночестве, ибо Мудрость никогда не одинока. Иногда Афине казалось, что стоит только сделать серьезное лицо, произнести любую чушь, пусть бы и что-то из бессвязных фраз Лиссы — и все заахают, достанут таблички, увековечат на сырой глине, понесут потомкам…
Мудрость никогда не одинока, — повторила Афина, проходя во внутренний двор, обустроенный для тренировок. Даже если рядом есть лишь небо с безмятежными овцами Нефелы. Мудрость всегда найдет собеседника. Себя. Или прошлое. Или…
Промахос сделала ещё три шага. Мгновенным движением призвала в пальцы копье — и тяжелая бронза со свистом ушла в безмятежные небеса.
— Сдурела, Мудрая?! — возмутились небеса в ответ.
Расщедрились и послали гонца: белые перья встрепаны, физиономия перекошена, в руках — чашка с сонным зельем. Брат смерти кривился и потирал лоб — на лбу набухала изрядная шишка.
— По делу пролетал… — шипел Гипнос, обнимая чашку. — А если бы ты чашу у меня из рук выбила? Или к овцам Нефелы бы приколола?
— Мало чести для овец, — отрезала Совоокая. Призвала копье обратно — покачала в пальцах. — И если бы я хотела ранить тебя — я метала бы копье острым концом.
Бог сна уставился сердито — но в серых глазах нет-нет, да и мелькала опаска.
— Так это ты на овец Нефелы охотишься, от великой-то мудрости? Или развлекаешься — сбиваешь с крыльев случайных путников в небесах? Мог быть Гермес — или Чернокрыл…
— У твоего брата нет крыльев, — Афина говорила холодно и тихо, на бога сна вроде бы и не глядела — рассматривала копье. На деле же — ловила боковым зрением: не попытается ли Гипнос удрать? Бог сна бурчал и примерялся к своей чаше, но пробовать воинственную дочь Метиды на скорость не пытался.
— Я не люблю соглядатаев.
Вздрогнул, заполошно захлопал крыльями. На себя принялся указывать: я?! Соглядатай? Да кто тут вообще…
— И не люблю лжецов, сын Нюкты. Для того, кто просто пролетает по делам, ты летишь слишком неторопливо. Сколько ты следишь за мной — час? Два?
Копье хищно дрогнуло в пальцах, уставившись богу сна в переносицу. Тот забормотал было: «Овечки же… уж и отдохнуть нельзя? И вообще, у меня с Нефелой…»
— Мудрость терпелива, — задумчиво проговорила Афина. Поправила упрямую прядь. — Но про меня говорят, что я лишилась мудрости. Стала обычной слабой женщиной…
— Слабой, — фыркнул брат смерти и потрогал набухшую на лбу шишку. — Тьфу, вот и в кого ты удалась, честное слово. Или от мужа нахваталась? Этот сразу — душить…
Раздул щёки, выдернул перо из белоснежного крыла. Буркнул — «Совсем облезу с вами». И заговорил, не дождавшись вопросов — потому что увидел, как взгляд Афины оборачивается копьем.
— Я к вам сюда ночью с вестями — только подлетел еще, а он сам из дома выскочил. Я еще рот раскрыть не успел, а он за горло хватать. Молчи, говорит. Глазами, говорит. Ну, я пикнуть не успел, а он уже в глаза, до донышка, а потом только кивнул… Говорит — давай свой настой, чтобы жена уж точно до утра не заметила. Плащ сгреб, меч сгреб, кинул потом: посматривай тут. А за кем посматривать, что делать, куда сам ушел…